Монтаж искусств и зритель как СоАвтор
18/10/2017
В расцвет авангардной эпохи, в 1923 году, Сергей Эйзенштейн написал для театральной программы Пролеткульта и опубликовал в журнале «ЛЕФ» текст «Монтаж аттракционов». В нем он счёл необходимым утвердить новый метод освобождения от традиционной изобразительности жизни в пользу чёткой ритмической комбинации, монтажа воздействующих на психику «агрессивных моментов» (аттракционов). Эти аттракционы подводят зрителя к необходимым реакциям и идеям. Нарратив, связный текст режется на отдельные фрагменты, которые потом компонуются в сугубо авторской режиссёрской трактовке, чтобы, условно говоря, выбить зрителя из кресла, шокировать его, побуждать думать активнее и сложнее. Можно сказать, что ставший основой теории кино кинематографический приём монтажа, «нарезки кадров» как эмоционального двигателя фильма был предложен Эйзенштейном для театра. Однако сегодня, в наступающую эру метамодернизма, видовые границы разных жанров искусств стираются. То, что отличало особенности театрального языка, оказывается достоянием пластических искусств. И наоборот. Потому монтажный принцип, подразумевающий новую сборку Времени – Пространства, помогает понять искусство разное. И революционное. И классическое. Понять, почему оно важно для нас. Здесь и сейчас.
Среди выставочных программ, связанных со 100-летием Октябрьской революции, можно особо выделить две: «Некто 1917» в Новой Третьяковке (теперь так) на Крымском валу и «Эксперимент Ладовского» в Галерее на Шаболовке.
«Некто 1917» – это прямая цитата из первого поэтического сборника кубофутуристов «Пощёчина общественному вкусу». Сборник был издан в 1912 году и включает «Взор на 1917 год» Велимира Хлебникова. Вот полный текст:
Взор на 1917 год
Испания 711
Россия 1237
Вавилон 587
Иерусалим 70
Самария 6 по Р. Хр.
Индия 317
Израиль 723
Рим 476
Гунны 142
Египет 1517
Вандалы 534
Египет 672
Карфаген 146
Авары 796
Византия 1453
Сербия 1389
Англия 1066
Корея 660
Индия 1858
Индия 1526
Иудея 134
Некто 1917
Благодарная, конечно, тема для разных спекуляций в нострадамусовском духе. Однако нам важен в этом потоке названий и цифр заданный монтаж ритма ожидания. Сидишь в вагоне, смотришь в окно. А мимо верстовые столбы проносятся с какими-то цифрами. Стоп. 1917. Некто входит. Или мы приехали. Монтаж порога ожидания и стал темой выставки «Некто 1917» в Третьяковке. Тема порога интересно обыграна архитектором Алексеем Подкидышевым, разделившим зал длинными мембранами, на которых сияют шедевры живописи и графики. Аттракцион в том, что все работы датируются 1917 годом или около него. Малевич, Шагал, Репин, Кустодиев, Григорьев, Лентулов, Коровин, Петров-Водкин… Благодаря кураторам Ирине Вакар и Фаине Балаховской все приглашены на симпозиум в зал ожидания большого вокзала Времени. Симпозиум шедевров, кстати, любимая тема директора ГТГ Зельфиры Трегуловой. Начало её было положено в середине нулевых, на гигантском слёте шедевров русского искусства в рамках выставки Russia! в Музее Гуггенхайма в Нью-Йорке.
Вячеслав Владимиров. Мастерская Николая Ладовского. Элеватор. Производственное задание на выявление и выражение формы по дисциплине «Пространство». ВХУТЕМАС, 1922. Бумага, карандаш, тушь, белила, акварель, 43,5 х 57 см © Собрание музея МАРХИ
Выставка очень зрелищная. Шедевров разных школ и направлений очень много. И все они, словно мелькающие кадры фильма или картинки из окон проносящегося поезда, собирают ассоциативный ряд на тему: чем же была Россия в переломный год. Сдержанная ненависть в гримасничающих лицах жилистых крестьян, потухшие глаза интеллектуалов, беженки, городское дно, уютные гостиные, доставшиеся в наследство от Серебряного века, тихая жизнь еврейского местечка… Всё складывается в красочный коллаж. И главным героем оказывается Зритель. Именно он должен содержательно осмыслить пазл и смонтировать свою новеллу, драму, эпос. Очень современный образ. Нас не поучают, не просвещают даже, а приглашают к монтажу собственной истории. Уважают как соавтора.
Историческая фотография. Мастерская Ладовского во ВХУТЕМАСе. Ученики с макетами архитектурных заданий
Непосредственное вовлечение в тему «монтаж» случается на прекрасной выставке «Эксперимент Ладовского» в Галерее на Шаболовке. Николай Ладовский – гуру архитектурного авангарда, основатель направления «рационализм». Его школа – это визионеры, анахореты и философы модернистской архитектуры. В отличие от прагматиков, суетливых и ушлых конструктивистов, их оппоненты рационалисты занимались вопросами идеального проектирования в соответствии с психофизическими законами восприятия формы. Не ставить архитектуру на конвейерный поток индустрии жизненных процессов, а каждый раз индивидуально работать с заданными параметрами идеи, смысла, образа. Главным выразительным качеством архитектуры Николай Ладовский считал не материал или конструкцию, а пространство. Именно оно создаёт процесс общения с каждым конкретным человеком, включает его в хронотоп, монтирует проект жизни. Потому в своей школе в стенах ВХУТЕМАСа Ладовский заставлял учеников создавать не чертежи и копии, а объёмно-пространственные модели, учил сразу дышать трёхмерностью. Слепки этого дыхания и предъявляли студенты. А тесты на понимание пространства Ладовский разработал в придуманной им психотехнической лаборатории «Глазометр», собранной как чёрная комната с различными приборами-аттракционами по аналогии с психотехнической лабораторией Гуго Мюнстерберга в Гарварде. Лаборатория Ладовского была потеряна для многих поколений. Её в тоталитарную эпоху признали нецелесообразной, формалистской. Рассказывает куратор Александра Селиванова: «Архив Ладовского был полностью утерян, архитектор умер в 1941 году в Москве, в одиночестве, и никто не был занят сохранением его архива. Всё наследие пионера советской психотехники по крупицам, из отзывов и воспоминаний учеников, собрал историк архитектуры Селим Хан-Магомедов». В книгах С.О. Хан-Магомедова воспроизведены чёрно-белые фотографии смонтированных приборов тестовой «чёрной комнаты» Ладовского. По ним впервые в истории сами приборы кропотливо воссоздали на выставке «Эксперимент Ладовского» Александра Селиванова и художник Антон Кетов.
Восстановленные аппараты тестовой комнаты Глазометр Школы Ладовского во ВХУТЕМАС. Автор реконструкции Антон Кетов
Диски, линейки, колбы, модели стереометрических фигур должны участвовать в испытаниях способностей студентов на глаз отмерить требуемую величину вытесненной жидкости, отделить часть от целого… Необходимо определить «на глазок» равные площади разных геометрических фигур, равновысотные масштабы и параллельные прямые модулей, стоящих на наклонных панелях (прообраз планировки микрорайонов на разных рельефах местности). Все эти «алхимические» тесты увлекают тем, что испытуемый учится понимать сложность работы с формой на психическом уровне. Учится думать о гармонии простых вещей не отвлечённо, а вовлечённо, со вкусом к жизни. Столь же «вкусны» показанные в оригиналах (собраны из разных архивов) проекты Школы Ладовского. В них выявляются динамические и статические качества, отважно нарушается привычная тектоника, ищутся смещённые оси сборки, поворотная симметрия. Элеваторы и жилые дома, клубы и микрорайоны восхищают совершенно современной пластикой, ритмикой. Они стильны, динамичны, аттрактивны и куда интереснее, чем трафаретные блоки конструктивистских «панелек». Ощущение, что именно не принятая в СССР школа Ладовского зарядила проектные решения многих звёзд contemporary architecture.
Архитектура, выходящая за границы своего утилитарного формата, вовлекает зрителя в тему созидания глобального проекта жизни. Неожиданно простодушно понятый в случае с тестовой комнатой Ладовского «монтаж аттракционов» в том подспорье. Синтетическое искусство – Театр – предъявляет сегодня архисложные возможности этого монтажа как эмоционального, интеллектуального приключения.
В новом, синтетическом, будто произведение contemporary art, спектакле «Маленькие трагедии» режиссёр Кирилл Серебренников и вся его самоотверженная команда выходят за рамки театральности в мир свободного перформанса. Создатели ещё ближе подходят к идее, что монтаж аттракционов – это ситуация предельного стресса, выбивания из зоны комфорта. Благодаря такому монтажу возникает прецедент не столько эстетического, сколько этического выбора.
Гёте, современник автора «Маленьких трагедий» Пушкина, говорил, что в искусстве 1 процент вдохновения, а 99 – пот. Новый спектакль утверждает: этот пот – кровавый. Ставший лейтмотивом прочтения пушкинских новелл крест, страшно тяжелая ноша пророчества о правде жизни предполагает и филигранную чуткость, и некую патологическую почти страсть заглядывать за край, в хтонические тайники. Тогда твой голос резонирует в самых сложных системах понимания Времени и Пространства. Тогда он обязателен. Мир «Маленьких трагедий» в версии Серебренникова и его единомышленников (грандиозной самоотверженной труппы, выложившейся на премьерных спектаклях без режиссёра на 200 процентов) – это новое рождение того Слова, которое прожигает, которое единственная Правда и Победа. Оно очищено от наносных театральных клише и будто сияет своей первозданностью.
Это пушкинское Слово в спектакле проживается артистами с невероятной, истовой силой. И тут помогают приемы именно contemporary art. Завершая миссию в жизни и искусстве, «гуляка праздный» Моцарт (Филипп Авдеев) выстраивает в воздухе хрупкую конструкцию с металлическими реечками и предметиками. Мир банальных вещей, собранных в точный ансамбль, подтверждает идею вселенской гармонии. Татлин, Колдер, вам привет!
Вместе с актёрами в новом спектакле-перформансе «Маленькие трагедии» участвует рэпер Хаски. Фото: Ира Полярная
Тот же акробатический баланс Моцарт, превратившийся в пушкинского Пророка, проносит через весь спектакль, делает темой пластической интермедии. В момент рождения чёрного замысла Сальери (Никита Кукушкин) в кульминации музыки Реквиема шелестящие по экрану стихи Пушкина вдруг взлетают вверх, текут в обратную сторону, к началу, давая зрителю возможность новой интерпретации новеллы.
Металлические щиты в «Каменном госте» и «Пире во время чумы» блокируют, душат. Тем интенсивнее переживание пробивающего их снопа света, который врезается в сознание, как лучи и искры в инсталляциях Д.Таррелла. Обложенный цветами в стеклянном гробу-витрине Дон Карлос (Вячеслав Гилинов) из «Каменного гостя», конечно, отсылает к «ильичу» в мавзолее и к макабрическим галлюцинациям, сарказму Д.Хёрста. Советские дивы в блёстках и париках, поющие на пыльной сцене с жёлтыми афишами в новелле «Пир во время чумы», обращают к кодам социального гротеска, от кэмпа до соц-арта.
ЖГИ – главный тэг спектакля. Пророк – Филипп Авдеев
Все составляющие проекта, темы, детали подобраны так, что дуализм «свобода искусства – насилие» становится лейтмотивом действа. Благодаря многим изобретённым конструкциям и механизмам буквенно присутствующее в кульминационных моментах Слово слепит глаза, струится, превращается в ураган, поворачивает вспять время, изменяет ход истории… В спектакле «Маленькие трагедии» Гоголь-центр занят действительно хирургической работой с монтажом речи, комбинаторикой, сборкой-разборкой фраз, понятий и состояний. Эта титаническая работа задаёт новые горизонты понимания мира. Без границ.
