Искусство извинений в ситуации конца света
16/05/2018
Женевский Музей современного искусства (MAMCO) отдал дань юбилею майских событий 1968 года, и прежде всего – их художественной предыстории. На четвёртом этаже музея была предпринята попытка реконструировать единственную выставку Ситуационистского интернационала, которая планировалась, но, разумеется, в своё время не состоялась. Вследствие чего, возможно, движение и вылилось вскоре на парижские улицы, к сегодняшнему дню успев стать историей. Проводя сегодня ту выставку, музей «закрывает гештальт» и, следовательно, исключает утечку революционного искусства или художественной революции на улицы. О парадоксах документации неслучившегося, политической экономии истории, а также рождении духа 1968-го из текстографических опытов рассуждает Павел Арсеньев.
Фото: MAMCO /Annik Wetter
Нантер снова бастует.
Но Ситуационистский интернационал уже история. Причем, искусства. Леттристский интернационал – несколько менее известная, но тоже – история. Возможно, литературы. Всё это, впрочем, не мешает им сосуществовать на одной территории и в одном времени – нашем. Но превратившемся во время сплошных юбилеев и бесконечно выплачиваемой дани памяти.
Революция и Реформа (вторая ровно в пять раз старше первой). Октябрь и май (второй ровно вдвое моложе первого). Книга и её автор (второй ровно в полтора раза старше первой). Когда эти рифмы перестанут нас донимать, указывая на ничтожность настоящего?
Ницше говорил, что чтобы действовать, нужно забывать. Кажется, сейчас, когда «важные даты» становятся постиндустриальным производством пассивности, этот совет особенно полезен.
Возможно, тогда, в 1920-е, был совершён не столько рывок в будущее, сколько заём, который так и не был возвращён, замысловатый трюк с ограблением современности, лишения её будущего, до которого – экологического, феминистского, профсоюзного – наконец дотелепали сейчас тихие европейские страны, но которого не могут нащупать на положенном месте современные россияне. Шарят руками и не находят ничего, кроме «капсул времени». Отправленные потомкам, которые не оправдают ожиданий, они на самом деле являются хитрыми устройствами по откачиванию будущего из современности. И перекличка между «наши дети будут жить при…» и «юра, мы всё проебали» только подтверждает это подозрение.
Фото: MAMCO /Annik Wetter
Что до европейских 1960-х, то тогда схожий рывок в будущее (или докатившаяся инерция первого) был уже более сбалансированным и совершался не из невозможной мюнгхаузеновской позиции, а из частично наступившего будущего. Это были переговоры демонстрантов с будущим, обсуждение деталей и сроков выполнения требований забастовочного комитета. Требовали невозможного, но уже знали это и не особенно настаивали. К тому же невозможное будущее валялось прямо под ногами. Как под мостовой – пляж. Поэтому особенно глубоко и не рыли. Но шума (текстов, фильмов) наделали много.
Собственно, только о них и разговор.
Если Хлебников «прорывал норы в будущее», леттристы производили шум – устно и на письме (а ситуационисты чуть позже – дрейф, помехи в ткани повседневности). И особенно хорошо документировали и обращали свои опыты в единицы хранения (тогда как первый носил и терял тексты в мешке).
Университет отделяет от Музея современного искусства целое поле (два раза в неделю на нём барахолка). На конференции молодой человек делает доклад об искусстве конца света и извиняется за его «небольшую экспериментальность». На выставке представлены работы той эпохи, когда до конца света ещё было далеко, а извиняться за экспериментальность было не принято.
Когда никому не известный молодой румын приезжал в Париж, он должен был просто объявить самое современное на тот момент искусство устаревшей буржуазной подделкой. И развернуть свои собственные художественные действия при помощи слов. Многие из наших героев именно с них и начинали – за неимением ничего другого. Безумные идеи заменяли дорогие материалы.
Фото: Павел Арсеньев
Борьба со скукой повседневности производилась посредством прогулок по городу (разной степени трезвости) и «переписывания» его в своём воображении (но с последующими обстоятельными письменными отчетами или монтажом отснятого).
Это бездомное «букволюбство» часто приводило к довольно радикальным следствиям критики институтов. В том числе доставалось и искусству. Его добычей становились схемы операций, контаминированные карты, переписка членов организации, коллажи из фраз и иллюстраций, вырезанных из газет, наконец, книги художника и совсем под занавес – живопись маслом.
Пока у вас нет ничего, кроме ваших слов и ваших столь же злых и голодных товарищей, вам не остаётся ничего от критики (не считая пьяных прогулок). Когда же приобретены краски и – с не меньшим трудом – ремесло, глупо ничего не нарисовать. И ещё глупее – не продавать.
Фото: MAMCO /Annik Wetter
Покупка красок (или желание получать прибыль от своих опытов) лишает не только внешней позиции по отношению к институту, критической процедуры, но и собственно необходимости писать, делать что-то при помощи слов. Давать себе подробные письменные отчёты о проделанных операциях.
Часто при столкновении с элементами ситуационистской легенды начинает казаться, что всё то же или почти то же самое происходит и в вашей непутёвой жизни – пьянство и блуждание по городу, графические и письменные опыты, исключение из организации и вступление новых членов. Разница в том, что вы не придаёте значение экспериментальной практики всему этому, и вследствие этого ваша жизнь действительно не становится таковой.
Фото: MAMCO /Annik Wetter
***
В 1960 году в Stedelijk Museum в Амстердаме должна была открыться выставка ситуационистов «Die Welt als Labyrinth», которая преобразовывала бы залы музея в лабиринт, в то время как в городе происходила бы серия дрейфов. Дебор писал Констану «Мы должны смешать внешнюю городскую среду с внутренним институциональным пространством – такое смешение будет наиболее радикальной формой нашего экспериментального конструирования». Внешнее с внутренним тогда так и не спутались, выставка не состоялась, несмотря на все компромиссы, на которые был готов пойти директор музея. Эта история (практически единственного взаимодействия СИ с институтом искусства[1]), как и история многих других институциональных провалов, оказалась живее многих состоявшихся выставок (и покупок работ музеями) и провела жирную черту между экспериментальным конструированием во внешней среде и внутриинституциональными формами жизни. Постепенно умножая число исключённых из СИ художников, «резолюции» СИ заканчивают тем, что провозглашают все произведения искусства, произведённые ситуационистами, как антиситуационистские.
История и черта оказались настолько важными для истории искусства, что в этот год сплошных юбилеев Музей современного искусства Женевы устроил реконструкцию (или оммаж?) той несостоявшейся выставке[2], которая и спровоцировала на эти (анти)юбилейные рассуждения. В описании выставки кураторы дают понять, что сознают парадокс и все стоявшие перед ними трудности репрезентации истории движения, последовательно противопоставлявшего себя любым культурным институтам, саботируя искусство на уровне форм и техник производства. Музей оговаривается, что по необходимости выставка сосредоточена вокруг тех экс-членов СИ, кто не порвал с искусством (Giuseppe Pinot-Gallizio, Ralph Rumney, Asger Jorn, Gill Wollman)[3]. А значит, такая выставка неизбежно предаёт историю. И создает её.
[1] Тремя годами позже несостоявшегося проекта в Амстердаме и когда почти все члены СИ были исключены из него, Дебор, его подруга М.Бернштейн и Ж.Мартин организуют единственную выставку от имени движения в галерее EXI в датском Оденсе. Да и она была скорее мотивирована стратегическим соображением занять позицию на датской почве, где брат Асгера Йорна вовсю разворачивал там свой Ситуационистский Баухаус, и представляла собой скорее «сконструированную ситуацию», где публика могла стрелять из карабина и принять капсулу с ядом. Там же были экспонированы единственные «картины» Дебора, на которых фигурировали надписи «Преодоление искусства», «Запрет отчуждённого труда». Все экспонаты, кроме надписей Дебора, как и полагается, сгорели в пожаре в мастерской.
[2] «Die Welt als Labyrinth». См. подробнее www.mamco.ch
[3] Хотя здесь надо оговориться и нам, сказав, что MAMCO весьма неравнодушен к разнообразному леттризму, конкретистской поэзии и поэтическим машинам, а также имеет огромный опыт как в их экспозиции (текст о прошлогодней выставке https://www.arterritory.com/ru/teksti/statji/6720-pojezija_v_obeektah._pojezija_iz_mashini_/), так и в самых нетрадиционных формах активности. В данный момент в музее развернут недельный семинар-общежитие, где в круглосуточном режиме находятся 17 авторов перформативных искусств.
