Foto

Сборочная церковь

Андрей Левкин

13/09/2018
Андрей Левкин

Есть такой формат оценки чьей-либо креативной деятельности: «Он создал свой мир». Как-то нелепо, ведь и этот – уже присутствующий – мир весьма интересен и не сказать, что известен. «Строить свои миры» – это ж как рисовать себе деньги фломастером. Зачем делать куклы, в мире множество незаметных связей, их можно уловить, и мир сделается чуть другим безо всяких сочинёнок. Иногда так и поступают. Например, в Кёльне, в музее Kolumba. Он давний, основан в 1853 году «Христианским художественным обществом», назван «Erzbischöfliches Diözesanmuseum» («Архиепископский епархиальный музей»). История музея тут. Вот же, в 1853 году Christlicher Kunstverein открывает художественный музей, и он с тех пор существует. Под названием Колумба (ударение на «у») – не так давно. За почти два века сменил несколько мест, до 2007 года находился возле Кёльнского собора.

В нулевых, после нескольких лет переговоров с приходским советом Св. Колумбы, музей получил в распоряжение руины церкви. Церковь была разбомблена (вместе с 90% центра Кёльна) во Второй мировой. В том, что осталось от церкви, в 1949 году Готфрид Бём сделал часовню, прозванную «Madonna in den Trümmern», «Мадонна руин». Вход в неё чуть сбоку от входа в музей, вот расписание её работы.

Св. Колумба была заметной церковью. На сайте пишут: «Св. Колумба был самым большим приходом (до 10 тысяч) в средневековом Кёльне. В приходе жили многие из самых влиятельных и богатых семей города. Как олдермены и мэры они управляли не только делами города, но и церковными старейшинами, следили за приходскими фондами, осуществляли надзор за беднотой и больницей…» И так далее. Но это – церковь и её история, а тут об искусстве. Переезжая в Колумбу, музейщики составили новую концепцию: «Создание жизнеспособной коллекции современного искусства вместе с произведениями средневекового искусства и произведениями, наследующими классическому модернизму». В Колумбе музей начал работать с 2007-го. Тогда-то Erzbischöfliches Diözesanmuseum и стал музеем Kolumba.

Так это выглядит снаружи. Да, Св. Колумба – не ирландский Св. Колумба (на него Гугл выдаст первые ссылки), а Die heilige Kolumba (* 257 in Spanien, † 273 in Sens), она «была девственницей и раннехристианской мученицей».

Вид изнутри на внутренний дворик. Да, интересно и здание музея, сложная архитектура. Но здесь о том, как получилось нечто, что не просто «связывает современное искусство с произведениями средневекового искусства и произведениями, наследующими классическому модернизму», но погружает зрителя в пространство, связывающее вещи, вроде бы не связанные никак.

По порядку. Внизу, понятно, фойе, касса с гардеробом и т.п. Музей вытянут по вертикали (внутри церкви же), несколько этажей, высоких. Лестницы.

Да, пока всё как обычно. Реновирование, культурная точка. Дальше – методика концепции, Википедия: «Коллекция включает в себя картины, рисунки, гравюры, скульптуры, декоративное искусство и иконы от поздней античности до настоящего времени. Помимо нескольких работ, находящихся в постоянном показе, в экспозицию включены регулярно меняющиеся коллекции музейных фондов. Работы представлены без сопроводительного текста и не согласуются хронологически или стилистически». 

Это не совсем точно. Хронология, да, тут не играет. Но о стилистическом несогласовании говорить нельзя – оно там, безусловно, есть. Просто – стилистика чего? Самих объектов или же намерений, поставивших объекты рядом? Второй вариант здесь просто основа для выстраивания экспозиции. Что до пояснений к работам, то да – работы не подписаны, даже не пронумерованы, никаких пояснений нет и на входе в залы. Но вместе с билетом выдаётся путеводитель, в котором расписаны все залы и их содержимое. Описаны тщательно, это вполне книжка.

 

Pas de Deux из названия – нынешняя версия проекта в целом, этот вариант сделан в 2017 году, к десятилетию Колумбы (сроки функционирования: 15 сентября 2017-го – 19 августа 2019-го). Тут детали (в частности, «представлены работы от 500.000 BC до 2016-го»). Действительно, в зале 6 есть артефакты, датируемые 500.000 BC, это некие режущие инструменты из кварцита. В музее двадцать одно публичное помещение – 17 выставочных залов плюс (они тоже используются для размещения работ) фойе, двор, капелла и бывшая ризница. Кроме сказанного выше по поводу составляющих экспозиции, в ней появляются и работы не из фондов. Сейчас там Michael Oppitz, выставка-кластер Mobile Myths (до 3 декабря 2018-го).

Время от времени всё немного меняется, экспозиция делается новой (даже внутри двухлетнего Pas de Deux) и публикуется новый путеводитель. Сейчас я там был во второй раз. Потому что в прошлый раз, в апреле, было сложно с фотографированием. Не разрешали. Но там внутри штуки, не сфотографировать которые нельзя. Попытался фиксировать исподтишка, но и мало, и кадры впопыхах. Вообще, такая игра, чего уж. Сложная, потому что в каждом зале по сотруднику музея (или один на два, если маленькие) и они бдительные. Сейчас, в августе, зашёл, чтобы попробовать снять что-то ещё. Но в этот раз фотографировать разрешали. То ли запрет снимают через некоторое время после очередной перемены экспозиции, то ли я угадал в какой-то Happy Day. Можно было смотреть, фотографировать и даже думать об этом. Ну вот, информации у работ в залах нет, но есть описания в книжке-путеводителе – соответственно, люди ходят и ищут в путеводителе соответствие тому, что видят. Полностью загруженные люди: смотрят то в книжку, то на витрину или на стены. Ни на что другое их внимание не рассеивается. Разве что взглянут в подвернувшееся по пути окно.

Так что здесь и физиологическое связывание: выяснить номер зала, расположение витрин в нём – их может быть несколько. Найти зал и витрину в путеводителе, выбрать из написанного то, что относится к наблюдаемому. Человек конкретно вставляется внутрь происходящего, а стилистическая бессвязность, о которой упоминалось выше… ну, это совсем не так – присутствует внятная стилистика установления связей. Сначала – между объектами и книгой, и тут же – связей самих объектов.

Соотнесения могут быть простыми. Наглядно визуально-тематическими. В этом зале шесть работ Дитера Крига, а в центре – стопка IV века с надписью Trinke, lebe schön immerdar. Стопка местная, выкопана неподалёку.

 

Связь может быть весьма формальной. Ниже – надгробия (первая половина I века) и вполне красивые вешки (Holz, Gips, armenisсhe Erde, Blattgold; Pascal Schwaighofer, 2011), к которым прилагаются вопросы типа (цитата из путеводителя): Sind es Kunstobjekte oder Dinge aus dem alltäglichen Leben? («Являются ли они предметами искусства или вещами из повседневной жизни?»). И резюме: Die fragile Körperlichkeit der Objekte bewirkt eine atmosphärische Intensität, die Assoziationen an geheimnisvolle Gesten aufkommen lässt («Хрупкая физичность объектов создаёт атмосферную интенсивность, вызывающую ассоциации с таинственными жестами»).

Экспонаты могут соотноситься внутри одной витрины, оказываясь рядом по очевидному родству и изображения, и материала, при этом – в сильном разбросе во времени. В общем контексте это как гамма, пример схожести и связности – музей ровно об этом, зрителю следует улавливать именно это.

Демонстративно-наглядный вариант с изрядным количеством местных римских сосудов в центре большого зала, по стенам которого развешаны серии фотографий, где манипулируют такими же вазами. Ну, и посетители вокруг – они тоже влияют, встраиваются в помещение наравне с экспонатами. Можно предположить, что хоть они и в одном пространстве друг с другом (точнее – дважды в одном пространстве: в физическом и пространстве представленных здесь связей), но какую-то общую эмоцию не разделяют. Соотносятся с этим пространством через ту же книжку они по-разному.

Могут быть связи, сопрягающие китчи разных эпох. Собственно, как китчу быть разным?

Но в случае головы и ног экспонируется не китч как таковой, а сама связь работ, которая тоже оказывается объектом. Вот он, по факту, тут и представлен. Или же не объяснимое уже никак, но – логичное соседство Ребекки Хорн и весьма древнего мрамора. Не считать же эти щупальца руками, отпавшими от бюста-торса. Впрочем, может, и так.

Об изменениях экспозиции. С апреля несколько залов поменяли содержание, но очень мягко. Даже странно – вроде бы, видел и их, но позже соображаешь, что такого-то зала нет – вместо предыдущего варианта, когда были силуэты людей, вместе похожие на куст опят, теперь акрилы и стопка, говорящая Trinke, lebe schön immerdar. С июня добавился и несистемный Oppitz, Mobile Myths. В Raum 9 крутили его фильм о шаманах, мальчику повязывают тюрбан и инициируют через наставления, добрые («ты не должен никого называть ведьмой», «ты должен говорить людям только хорошие слова»). В другом зале Оппитс задокументирован со всей тщательностью, шаманские бубны в зале рядом. Можно даже предположить, что Колумба здесь раскрывает свой метод – вот, шаманит. Несколько прямолинейно, но, собственно, и такое раскрытие тоже экспонат. Как, например, жест. Причем, размещение темы шаманизма в институции, продолжающей проект Christlicher Kunstverein'а, выглядит естественно. Противоречия не видно.

А в зале, где упомянутые инструменты 500.000 BC из кварцита, находится и Chronhomme (Annamaria и Marzio Sala).

 

Это, пожалуй, связывает экспозицию с книжкой-путеводителем. Там, среди описаний выставки, кое-где страницы белым по чёрному крупным шрифтом поперёк. Выдержки из, например, «Энциклопедии кёльнского юмора», из бретоновского манифеста сюрреализма, из Борхеса. Вообще, связность не сосредоточена в отдельных залах и витринах, она как-то во всех этих пространствах. Ещё вариант сопряжения далёких артефактов, веселый Raum 10.

Рядом с Марией стояла сотрудница музея, весьма на неё похожая, – но это уже случайность, сотрудники на одном месте не замирают, ещё и залами меняются. Какие-то непрерывные перемещения преувеличенной бдительности – кто ж тут примется что-то портить, ну да ладно. Фотографировать их движение мешает, но запрет сегодня отключён, а движение продолжается. Не так чтобы уж суфии, но что-то такое.

Теперь вариант совсем необъяснимый и не мотивированный ничем. Слева – Кунеллис, правее границы кадра ещё несколько древнеримских голов, ну, а человек – живой, смотрит в путеводитель.

Ещё вариант из необъяснимых – стоят, будто в паре сделаны и были.

Справа – Бойс 1953-го, слева – один из главных раритетов собрания (в смысле, его упоминает даже Википедия в статье о Колумбе, 12th-century ivory crucifix in romanesque Rhenish or Mosan style). Ничем друг другу не противоречат. А вот уже и вовсе хард-рок какой-то.

Видео, мраморный рельеф с Митрой (Mithras als Beherrscher des Kosmos) и св. Георгий. Всё логично, чего бы им не оказаться рядом? По дороге на выход (а возвращаешься тем же путём, что приходил) всё связывается окончательно. Начинаешь думать даже, что тень св. Георгия рифмуется с контурами проектора в зале с Chronhomme. Это уж вряд ли специально, ну тут ничего не поделать, начинаешь думать именно так. Включилась какая-то зона чего-то в тебе, отвечающая за ощущение единства всего окружающего. Её дело – учитывать возможность связей, твоё – фильтровать их адекватность. Этакий в сумме однослойный персептрон (см. «Нейронные сети»). Простой и надёжный, как древние орудия производства. 

Ниже первого этажа музея – портал исходной церкви. Вроде уже без экспонируемых артефактов, но связность усиливается, становясь даже материально-исторической.

 

Тут же, ещё ниже – что-то римское. Колумба же метрах в трёхстах от Кёльнского собора, а по дороге к нему будет и Römisch-Germanische Museum der Stadt Köln с романскими древностями. Потому что вся эта часть города – их исходное поселение (Кёльн, Cologne – от слова «колония», которая конкретно римская).

И эти раскопы вошли в общий музейный комплект. Так вот всё там сводится и связывается. А лучший вариант сведения, по мне, – в Raum 7, в одной из витрин.

Здесь собраны Alexandra Shriefers (датировано 1967–1972) – тетрадка сверху-справа, в ней просто изгибающиеся линии (по годам понятно, что там неподалеку Fluxus); книга Лоренса Стерна о Тристраме Шенди (издания 1774 года, раскрытая на той странице части 6, где примерно такие же линии) и бутылочка с теми же линиями. Связи как бы никакой, но – вот же она. Бутылочка – III века, так что она раньше всех. Вряд ли она повлияла на Стерна, но Шриферс со Стерном могла соотнестись. И не так что эти линии задают связь, они её, скорее, маркируют. Да, в этой витрине задают её по факту, но само ощущение они именно маркируют. Связь существует или возникает, материализуется такой или сякой стилистикой, здесь – этими линиями. Универсальный способ сборки не используется (например – хронологический), тогда бы залы и витрины оказались выстроенными по шаблону. Варианты сборки разные уже и стилистически, но разные типы сборок друг другу не мешают. Понятны и постоянные перемены экспозиции – иначе ни о каком сведении различных вещей и речи не будет: так, просто один раз составили этакий музейный арт-объект.

Надо полагать, всегда можно найти точку, в которой можно собирать – не так что создавать, но фиксировать – связи между тем, что попало в поле внимания. Не связываемые объекты, а саму связность, каждый эпизод которой сам по себе тоже объект. И эта точка, и связность будут не в чьём-то частном выдуманном мире. Здесь, тут всё это – и само невидимое, даже не вызывающее нормативной реакции психики, связующее – тоже. Сгусток связности какой-то, теоретически его можно сделать где угодно и по-разному, ну, а в Колумбе уже не теория, а практика и конкретный результат.