Логотип универсума
09/08/2012
Михаил Шварцман. Мастер. Школа. Ученики
Московский Государственный центр современного искусства
03 августа – 19 августа, 2012
В московский Государственный центр современного искусства из Русского музея ненадолго приехала выставка «Михаил Шварцман. Мастер. Школа. Ученики».
Сразу стоит уточнить, что речь идет о школе «иератической живописи», которую Шварцман, легендарный андеграундный подвижник «второго советского авангарда» организовал в 1975 году для небольшого круга проверенных и надежных почитателей. Занятия школы проходили в комнате мастера в коммунальной квартире или во временной мастерской одного из учеников.
Михаил Шварцман. Примула. Доска, холст, левкас, темпера. 1974
Иерат, иература (от греческого hieros, священный) – термины, которые, по уверению автора, явились ему во сне. Они стали ключевыми понятиями философско-мистической теории «иератизма». Теория эта ни много ни мало описывает «структурный Закон Универсума… Первопринцип, по которому строится многоуровневая иерархия космогонических сил и начал». Она «проявляется визуально (на уровне Искусства) как система знаково-архитектонических кодов, определяя взаимодействия формы–света–поверхности и т.п.»
Трудно представить себе что-нибудь более нелепое в рамках системы советского официального искусства. Соцреализм и иератизм никак не могли существовать в одном пространстве. Не напрасно Шварцмана часто называли отшельником. Он не искал официального признания, не вступал в Союз художников, не выставлялся, не суетился по поводу мастерской. И вместе с тем это был хорошо укорененный в профессиональной среде мастер – многие годы он руководил СХКБ Легпрома (Специальное художественно-конструкторское бюро легкой промышленности) и именно там получил первый опыт создания школы – школы промышленной графики или графического дизайна, говоря сегодняшним языком. С 1966 года молодые дизайнеры под руководством наставника штудировали труднодоступное тогда наследие Малевича, Татлина и Эль Лисицкого, рассуждали о Флоренском и русской иконе, о Кандинском и Филонове, о «магическом Знаке» и знаке товарном. Подобную двойную жизнь вынужденно вели тогда многие – нонконформизм «кормился» в том числе и в комбинатах художественного фонда СССР.
Михаил Шварцман. Михаил (имя собственное). 1962
Шварцману, как гражданину Страны Советов, выпала трудная, страшная, но очень типичная судьба. Он родился в семье предпринимателя-нэпмана, репрессированного и погибшего в концлагере. Кроме того, был обременён родством с философом-экзистенциалистом Львом Шестовым, который приходился ему двоюродным дедушкой. Рос в интернате, потому что мать сослали в Сибирь. Служил в армии. Рисовал с детства. Учился в Строгановке у знаменитых живописцев, участников «Голубой розы» и «Бубнового валета» Павла Кузнецова и Александра Куприна и закончил её как художник-монументалист. Зарабатывал промграфикой.
А главное, очень напряжённо работал и без устали проповедовал. В тяжёлой и душной атмосфере советского застоя это было, вероятно, одной из немногих возможностей сохранить себя как личность и творца. Высокопарная профетическая риторика, безусловно, могла многих раздражать. Для официальной системы мастера-иерата просто не существовало, но и некоторые коллеги по «неофициальному искусству» иронически отзывались о его проповеди. Симптоматична апокрифическая история (какой же пророк без апокрифа) выразительных отзывов друг о друге Шварцмана и Кабакова. «Что это за искусство по телефону», – будто бы произнес Шварцман, имея в виду деятельность нашего славного концептуалиста, и получил в ответ: «Ангела нельзя ущипнуть за жопу».
Но кто же на самом деле знает, что можно, а чего нельзя.
Михаил Шварцман. Зов. Доска, холст, левкас, темпера. 1970-е
На выставке в ГЦСИ представлены несколько важных произведений из серии «иератур», которую вслед за серией «ликов» художник разрабатывал на протяжении 70–90-х годов ХХ века. Большие холсты, натянутые на деревянную основу, прописаны по левкасу темперными красками, как принято в иконописи, и представляют некие подобия сложносочинённых архитектурных сооружений или, может быть, священных тотемов. Трудоёмкая, многослойная техника письма, мрачноватый колорит и богатый цветовой аккорд: «краски – наваждение моей жизни». «Примула», «Зов», «Облачное начало» – все они требуют внимательного разглядывания, там много живописных радостей, они крепко выстроены и скомпонованы.
Михаил Шварцман. Облачное начало. 1970-е
В 1990 году, уже после падения Берлинской стены, оператор из Германии Барбара Кузенберг успела записать длинный монолог Шварцмана, который использован в документальном фильме режиссера Анатолия Скачкова, сопровождающем экспозицию. С экрана монитора художник рассказывает о себе, своих работах, своей системе: «Эра императивного созидания кончилась… ничего не придумано, не определено заранее… только спонтанность, никакого рацио… постоянный процесс… метаморфозы нашего присутствия в процессе». Всё это звучит как мантра, как молитва, настраивающая на работу. Отношение к труду художника как главному и единственному делу жизни вызывает искреннее уважение.
Безусловно, общение с таким талантливым и цельным человеком, как Шварцман – уже хорошая школа. Однако художественный результат его наставничества менее очевиден. Ни один из представленных на выставке учеников не выглядит таким же монолитом, как учитель. Кто-то так и не сумел обрести самостоятельность, кто-то ушел далеко в сторону. Видимо, мало выучить приемы и перенять словесную риторику. Необходимы сосредоточенность и стойкость схимника, иначе мы получим кого-нибудь вроде иллюстратора Мадонны, любимца Америки Геннадия Спирина, который под крылом учителя выглядел суровее и строже.
Геннадий Спирин. Композиция №2. Офорт. 1970-е
Сам мастер тоже успел ещё при жизни получить свой кусочек славы. В 1994 году, за три года до смерти, прошла его первая большая выставка в Третьяковской галерее. Несколько раз его выставлял и Русский музей. Фонд наследия Михаила Шварцмана, созданный в 2006 году при поддержке Русского музея, ведёт очень грамотную политику по изучению и введению в художественный обиход творчества художника – ищет и находит возможности издавать каталоги и книги, проводит конференции. Совсем скоро, 4 сентября, в ГЦСИ состоится круглый стол, где будет представлен изданный Русским музеем каталог текущей выставки.
Самым убедительным в фильме Скачкова выглядит эпизод, когда художник, оставив разговоры о событиях жизни, мистические рассуждения и нравоучения, пишет под взглядом камеры свои инициалы и сигнатуру. Мы видим, как точно и легко движется кисть, чуть-чуть притормаживая в раздумье, и как она завершает работу, послушно и привычно следуя авторской воле. На наших глазах рождается знак, и совершенно неважно, продиктован он высшими силами или же талантом, мастерством и опытом подвижнической жизни.
