Воспоминания о будущем
От редакции: это текст, написанный одним из наших постоянных и давних авторов – петербуржцем Павлом Герасименко. Он был опубликован на его странице на Patreon. С разрешения автора мы его перепубликуем.
Слово прошедшей недели и этих дней – даже не «мобилизация», а «частичный»: именно так, по частям, урезались гражданские свободы, и теперь, на двадцать третьем году путинского правления, российская интеллигенция подобна медленно сварившейся лягушке. Интересно, что и как будут говорить, выходя на кафедру перед студентами, оставшиеся преподаватели факультета свободных искусств и наук СПбГУ (каким на нашей памяти стало то, что начиналось как Смольный институт), вспомнят ли про своих коллег по предыдущим семестрам? Вряд ли.
Макс Эрнст. Триумф сюрреализма. 1937
Национальную психологию лучше всего выражает всем известное правило, за давностью лет утратившее авторство, – «строгость законов компенсируется необязательностью их исполнения». Объявленная мобилизация встаёт в ряд крепостных повинностей, которые по многолетнему опыту всегда как-то удавалось недодать. Русский человек, каким он был воспитан за много поколений, всегда старался во что бы то ни стало миновать начальственное внимание или властный гнёт и немало преуспел в стратегии ускользания, описанной Ильёй Кабаковым и определённой медгерменевтами в их «Словаре терминов московской концептуальной школы» через понятие колобковости. Примечательно, что её идеальным до пародийности воплощением стал воспетый Пепперштейном и Ануфриевым в «Мифогенной любви каст» парторг Дунаев, сражающийся с фашистами в облике Колобка. Теперь, кажется, всё – колобок катился и докатился: сегодня романтические истории про зеркальце и башни с рубиновыми звёздами, отсылающие эту прозу к рассказам Аркадия Гайдара, оказываются неприятно близкими Спасской башне, как она изображается Беляевым-Гинтовтом на его покрытых сусальным золотом картинах.
Алексей Беляев-Гинтовт. Звезда. 2020
Любопытно подумать, как открытое на ВДНХ новое колесо обозрения меняет карту, составленную в своё время Монастырским, где павильоны выставки сопоставлены с именами участников московской «Номы». Что можно сказать точно, с началом мобилизации исчезли последние обломки консенсуса, в «тучные годы» положенного в основу договора власти и общества и точно описанного, например, в книге Михаила Ямпольского «Парк культуры и отдыха». «Занимайтесь чем угодно, только не лезьте в политику» было обращено к образованной публике больших городов – именно «публике», а не гражданам, которых нет, о чём ежедневно свидетельствуют происходящие события. Вспомним, что идея города как зрелища и населяющих его людей как публики была популяризована Григорием Ревзиным и Институтом «Стрелка», став основой московской урбанизации и джентрификации.
Алексей Каллима. Между случайностью и необходимостью. 2008
С самого начала войны у всякого честного и думающего человека было две надежды: одна – на мужество и героизм украинского народа и армии, и другая – на негодность её врага. Пока что обе оправдываются. После неминуемого конца войны и украинской победы искусство будет обречено не одно десятилетие осознавать произошедшее и искать формы для его переживания. Чеченскую войну смогли выразить последовательно два заметных художника – сперва Алексей Каллима, затем Аслан Гойсум, но для украинской темы в российском современном искусстве подобного автора пока нет и не предвидится. Мысль о войне как проверке всему банальна, но действительно, последние полгода наглухо замолчали многие прежде невероятно активные участники «художественного процесса». С другой стороны, искусство, оперирующее плакатом, лозунгом, сегодняшней газетной новостью, не в силах выдержать конкуренцию с обновляющейся лентой страшных событий. Традиционные медиумы запаздывают и мало пригодны для передачи актуальности: невозможно живописать войну, тем более, когда она идёт. Но до 21 сентября слово «повестка» значило в гуманитарных дисциплинах совершенно другое…
Юлий Рыбаков, Олег Волков. 1976. Этот 40-метровый текст, написанный на стене Петропавловской крепости, считается первой акцией политического искусства в СССР
Последнее время я (как все мы) невольно примеряю на себя историю и прошлое. Очевидно, что мои мнения и убеждения об идущей начиная с 2014 года войне были обеспечены происхождением, воспитанием, предыдущими поколениями семьи. Всё чаще стараюсь вспоминать, какую жизнь вели в самое безвременье при полной безнадёге конца 1970-х и ранних 80-х ленинградских годов? Пытаюсь представить, что думали и делали мои родители и окружавшие их люди. Формально я тогда был подростком и внутренне скорее ребёнком, а в нынешнем году сравнялся в возрасте с моим отцом в то время. Дом был полон самиздата и тамиздата, в нём ловили «голоса» и встречались с иногда приезжавшими иностранцами.
Александр Арефьев. Я бегу за пивом. 1968
Вот несколько значимых деталей. Всамделишный и панический страх ядерной войны, знакомый всем моим сверстникам. Ставшее заголовком этого текста название фильма, шедшего в кинотеатре «Знание» на Невском. Или цитата из автора, которого обязательно конспектировать в школе: «Никто не повинен в том, если он родился рабом; но раб, который не только чуждается стремлений к своей свободе, но оправдывает и прикрашивает своё рабство (например, называет удушение Польши, Украины и т.д. „защитой отечества” великороссов), такой раб есть вызывающий законное чувство негодования, презрения и омерзения холуй и хам». В 1984 году, в разгар Афганистана, я получил военный билет с отметкой «не годен».
Верхнее изображение: Алексей Каллима. Метаморфоза. 2005
Рекомендуем прочитать и другие недавние тексты Павла Герасименко, выложенные в открытом доступе на его странице Art a Day.
