Разряженная атмосфера
Марсельский карнавал как полезное упражнение для социального тела
На следующий день после Парижской коммуны (18 марта) наступает марсельский карнавал, который в общем является репетицией того же самого, но с важной локальной спецификой. Начинаясь задолго до этого дня с ателье (для детей и не только), занимающих подготовкой масок и костюмов, он продолжается собирающейся на площади и затем фестивно шествующей толпой, а заканчивается огромным костром (где сжигаются все символы прошлого года), плавно перетекая в бои с полицией. Это действительно крайне освежающий жизнь социального тела ежегодный ритуал, сохраняющий упругость большинству его тканей и органов, а не просто некое подтверждение порядка (по Бахтину). Проходи такие освежающие своим безумством мероприятия в любой стране (включая ту, о которой вы, читая этот текст по-русски, возможно, только что подумали), общество было бы невозможно положить на лопатки (на носилки) в одночасье и отправить на специальную операцию. Самое близкое к этому, что мне доводилось видеть, это ассамблеи Чистых прудов в 2012 году и Киевский Майдан зимой 2014-го, после чего собственно рецессивные постсоветские гены и взыграли.
Мы обсуждали карнавал с моими берлинскими друзьями, и они также высказывали самокритику в адрес немецких карнавальных традиций, которые, во-первых, сводятся к маскам – те прежде всего призваны поражать или пугать и скорее нахлобучиваются поверх и покрывают целиком идентичность, чем трансформируют субъективность рядящегося. Кроме этой добавляется ещё и та анонимность, что все они относятся к тем или иным карнавальным клубам – ведьм, монстров, зомби, чётко отделённых не только друг от друга, но и прежде всего от публики, находящейся за (невидимой) лентой от шествия и разве что покупающей некий опять же префабрикованный костюм в соответствующем магазине.
Не то – карнавал марсельский, для которого не существует магазинов для продажи костюмов, как и границ между участниками и зрителями. За несколько месяцев на артистических рассылках появляются анонсы ателье для изготовления костюмов, которые готовят в ассоциативных пространствах все от мала до велика, уже вкусившие однажды прелестей собственноручной трансформации тела – от индивидуальных до социального. Я сам не нашёл времени, поскольку недооценивал значение этого ритуала, и даже не помню, что делал в этот день в прошлом и позапрошлом году в Марселе, когда уже поселился в городе и мог быть в курсе этой традиции. Но в следующем определённо намерен подойти к вопросу серьёзнее.
В интернете невозможно найти никакой чёткой информация и собственно «сайта организатора (поставок)», но всем в городе известно – carnaval indépendent de la Plaine, Réformés et Noaille (три центральных района в городе) va prendre place et déroulera à dimanche. И он действительно это делает – имеет место и разворачивается в нём. В комментариях к единственной афише, болтающейся в интернете с указанием примерных часов сбора (14–24), автор использованной фотографии с прошлого карнавала удивляется, как она попала в руки к постящим – верный признак здоровой самоорганизации.
В день шествия всё начинает стекаться к этой самой Plaine – место само по себе примечательное, к примеру, своей невозможностью в Париже, где оно было бы использовано для торгового молла или парадной площади, а здесь было отдано ville de Marseille à ces citoyens (то есть двум огромным детским площадкам, поверхностям для катания и скамейкам для лежания). Встретить никого невозможно, звонить – не слышно, но всех, кого надо, вы рано или поздно найдёте в толпе (она же скроет, кого не надо). Уже там начинается парад самодельных идентичностей и ироническая казнь разного рода абстрактных, но реальных сущностей (таких, например, как airbnb и uber eats, которые марсельцы справедливо недолюбливают за взвинчивание цен и делокализацию сервисов соответственно). Одной из таких, разумеется, является авторитет взрослых, которые получают свою порцию муки от малолетних разоблачителей ежеминутно (об этой традиции мы тоже не были в курсе, но одна шестилетняя летучая мышь где-то, разумеется, раздобыла муки и всыпала отцу).
Сначала на этой площади даже непонятно, двигается ли карнавал куда-то или просто ходит кругами, но постепенно какое-то органическое движение организуется в спираль и, никем не дирижируемое (назвать это корректно можно только по-французски – mouvement social non dirigé), начинает занимать автомобильную часть улицы, и постепенно шествие движется по крайне прихотливой топологии марсельского центра.
Собственно, оно не движется, а скорее течёт или расползается, разбиваясь на отдельные рукава, теряющие всякую координацию друг с другом, иногда удивлённо встречающиеся на перекрестках и в конечном счете охватывающие несколько районов города. Если вышло так, что вам необходимо отойти за едой или выпивкой, того же самого места вы не найдёте, а может, его уже просто и нет, но карнавал вообще продолжается, и вы с равной лёгкостью можете в него влиться, как и выпасть при необходимости (вспоминается опять же непересекаемость Невского во время Первомая, обеспечиваемая доблестной полицией).
Наконец, отношения с полицией, игры с огнём и раздувание пламени. Полиция стоит далеко в сторонке, да и вообще по большому счету симпатизирует и не вмешивается. На своем пути карнавальное шествие также набирает политическую энергию и помимо антимакроновских лозунгов (после недавних протестов против закона о повышении пенсионного возраста, когда в качестве предуведомления к возможным дальнейшим действиям на перекрёстках пожгли покрышки). Может достаться и какому-нибудь невинному фонарю или столбу, а то и витрине бутика, в обычное время извлекающего выгоду из присутствия в богемном районе и туристов, рвущихся заглянуть в него.
Возвращаемся на площадь за брошенным велосипедом, а там огромный костёр, раздутый на страх всем буржуа (а заодно и пользователям airbnb-сервисов, баннеры против которого перекидываются над улицей далеко не только в день карнавала). В этот костёр, по идее, отправляются все с такой тщательностью изготовленные костюмы, символизирующие объекты недовольства прошлого года. Сжигать, всё что раздражало, полезно уже из соображений психосоциальной гигиены. Однако здесь становится понятно, что эта традиция старше и 1968-го, и Коммуны, и Французской революции, – собственно, она восходит к средневековой политической теологии (не без отсветов костров инквизиции, на которых сжигались избранные козлы отпущения). Однако если тогда забирались на столбы, чтобы лучше рассмотреть публичную казнь, то сейчас скорее чтобы быть видимыми самим на наибольшем числе фотографий.
Само же празднование весны разжиганием пламени и переодеванием очевидно старше и христианства. Такой ритуальный туннель в древность, выходящий при этом к постиндустриальным тревогам, завораживает своей культурной длительностью – в дополнение к саморегулирующемуся устройству действия.
