Неторопливая починка реальности
Интервью с куратором 5-й Московской биеннале Катрин де Зегер
24/09/2013
Катрин де Зегер, красивая и аристократичная женщина, родилась в Бельгии, но в её послужном списке куратора перемешаны несколько континетов. Она вела проекты в Музее современного искусства в Нью-Йорке и Фонде Антони Тапьеса в Барселоне, была главным куратором нью-йоркского Центра рисунка, художественным руководителем Сиднейской биеннале 2012 года, а в 2013 курировала павильон Австралии на Венецианской биеннале. Безусловно, совершенно новым вызовом оказалась для неё возможность стать куратором главной, статусной биеннале современного искусства в России. Ведь это страна, постоянно находящаяся в сфере социальных перемен и политических трансформаций, где пульс новостей почти всегда горяч и ускорен. Какое искусство необходимо ей и её зрителям? Катрин де Зегер считает – медленное, неброское, светлое. «Больше света» – именно такой девиз она выбрала для юбилейной, 5-й, Московской биеннале. Мы побеседовали с ней на второй день после открытия в выставочном центре «Манеж», где и разместился основной проект биеннале – её главное кураторское детище на сегодня. Мы начали говорить в кафе для прессы и участников, перед этим Катрин долго общалась с кем-то по телефону («с Брюсселем» – сказала мне её ассистентка). Перед ней на столике стояла чашка с кофе и сэндвич. Она закончила разговор, и я предложил ей подкрепиться, а уж потом отвечать на мои вопросы. Так она и сделала.
На пресс-конференции биеннале. Фото: Наталья Польская
Что вы чувствуете теперь, когда всё на своих местах и экспозиция обрела цельный вид и своё лицо?
Знаете, у меня всё ещё не было возможности увидеть её целиком. Я всё ещё обращаю внимание на отдельные детали, которые должны быть поправлены.
В первый день, когда параллельно с показом биеннале для прессы в Манеже открывалась детская площадка, это, честно говоря, настроило меня на определённый лад. Я увидел всё огромное светлое пространство первого этажа как некий прекрасный прогрессивный детский сад. Где люди делают какие-то вещи руками, как мы все делали это в своих детских садиках. И где ощущается забота, можно сказать, материнская забота и над художниками, и над зрителями. Свет ведь связан и с просвещением, не так ли?
Мне очень по душе ваша интерпретация, но я немножко побаиваюсь этого слова «просвещение». Потому что сейчас здесь представлен скорее немного другой свет, который связан с открытием сознания. В нашем прошлом во главу угла ставили индивидуальное и идентичность, но я думаю, фокус меняется и переходит на субъективность и отношения, на то, как энергия образуется между нами. Она не генерируется вне нашей общности, совместности. Поэтому для меня свет – это не только то, что снаружи, но и то, что внутри. В этом смысле для меня очень интересен русский авангард, его представители были невероятно важны для формирования ощущения современности и для современного искусства в ХХ веке. Особенно это касается Малевича и супрематизма, представители которого в России никогда не были по-настоящему приняты и разрешены. В отличие от многих конструктивистов – Родченко, Степановой, Лисицкого – Малевич верил во внутреннее преобразование. Он говорил о необходимости сделать нашу повседневную жизнь проще и аскетичнее, чтобы наша внутренняя жизнь могла стать сложнее и богаче.
Может быть, я не должна так говорить, но для меня это звучит почти как некая связь с буддистским мировоззрением о том, что мы должны измениться внутренне, и если многие из нас изменятся таким образом, мы сумеем осуществить и иные перемены –уже вместе. Но, конечно, такое прочтение Малевича было слишком эзотеричным, или слишком «духовным» для Запада. Я считаю, что эта часть айсберга русского авангарда так и осталась под водой, на Западе не восприняли эти идеи супрематизма.
Русский авангард был воспринят как нечто визуальное… и только?
Да, а ведь в Малевиче невероятно привлекательны обе составляющие – чувство материального и имматериального – и то, как он умел их комбинировать. Это то, что очень вдохновляет меня. И вот я попыталась посмотреть, что происходит теперь, через 100 лет после «Победы над Солнцем» (известная футуристическая опера, поставленная в 1913-м, для которой Казимир Малевич создавал сценографию – прим. ред.). Как мы существуем в мире, что у нас общего? Мне кажется, что теперь мы живём в обществе, где мы всё более зависим друг от друга, где нам приходится всё больше делиться друг с другом. Для меня свет – это творческая энергия, которая аккумулируется между нами, т.е. внутренний свет. И это ещё и история о том, как искусство «сияет» порой для нас. Проливая свет на социальные и политические проблемы. Но оно работает и воздействует очень медленно, при этом ему необходимо ваше внимание, поэтому и вам надо замедлиться, приноровить своё восприятие.
(После небольшой паузы.) Давайте поменяемся местами. Я сяду лицом к стене, а то все пытаются мне что-то сказать, подают знаки. Я думаю – так будет лучше… (Мы пересаживаемся, а потом в конце концов переходим в один из залов, примыкающих к экспозиции.)
Мне очень понравился проект Сун Дуна «Не выбрасывай» с его 10 000 вещей, собранных в семье этого китайского художника, – от тазиков до ручек от кранов и пластиковых бутылок. Он мне кажется прямым воплощением ваших слов на пресс-конференции биеннале о красоте простых вещей, которые нас окружают в повседневности.
И о которой мы абсолютно забываем. Потому что на нас всё время идёт пропаганда «иного», которое нам никогда не достичь. Реклама иных мест, иных вещей. На ТВ всё время рассказывают о домах, в которых, может быть, когда-нибудь в будущем вы сможете жить. О том, как вы можете заработать деньги, а потом потратить. Мы так озабочены глобализацией, какими-то грядущими переменами, что мы глядим очень далеко и не замечаем то, что у нас под носом. Мне очень нравится проект «Станция Гуанчжоу» Гао Жун, она родом из региона, который славится своими вышивками. И вот она размышляла, как она это может задействовать в своих работах, и выставила целую серию якобы брендовых сумочек с вышитыми бытовыми предметами и продуктами питания. Мне кажется важным то, как художники могут применить какие-то местные традиции в современных вещах. Поэтому вообще на биеннале вы увидите много текстиля… (Смеётся.)
Гао Жун. Из серии «Станция Гуанчжоу». Фото: Сергей Тимофеев
Чтобы посыл биеннале стал ясен, нужно ли увидеть весь основной проект или можно сконцентрироваться и на нескольких вещах?
Я оставила прочтение основного проекта очень открытым. Главное, начать с нижнего этажа, где размещены в основном видеопроекции и где всё преимущественно посвящено замедлению времени, замедлению внимания и медленным переменам. И потом вы двигаетесь через первый этаж, через работы Адама Цвияновича, которые ставят вопрос, что такое живопись сегодня, какой она может быть, как она может отражать то, что происходит в XXI веке. Потом идут объекты, связанные с бытовыми темами, с одной стороны, а с другой – с урбанизмом, миграцией, потерянной утопией. А потом вы видите работы молодых художников, скажем, микроарт-группы «Город Устинов», которые в то же время контрастируют с зависшим под потолком дирижаблем Панамаренко, то есть я пробую обыграть тему макро-микро, маленькие манифесты рядом с огромными зарисовками мироздания.
Фрагмент инсталляции микроарт-группы «Город Устинов». Фото: Сергей Тимофеев
Дело ещё в том, что Манеж – это пространство, в котором люди легко могут почувствовать себя гномами. И таким образом мы пробуем это сбалансировать. Концентрация на каких-то очень маленьких и личных вещах, которая помогает пережить какие-то подавляющие глобальные вещи. И потом вы двигаетесь к задней части экспозиции, которая как бы является hommage «Победе над Солнцем». Художники с разных концов мира, воплощающие в своих работах некий духовный, внутренний свет.
Интересно, что на всё это в окна Манежа в буквальном смысле заглядывает Кремль, расположенный всего в паре десятков метров…
Да, конечно, это наш сосед. Как и Красная площадь. И в каталоге я пишу о значении площадей в нашем теперешнем мире, которые всё чаще становятся пространством острых дискуссий. В этой экспозиции выставлена замечательная картина Жюли Мерету, изображающая площадь Тахрир. Всё это здесь есть, стоит взглянуть чуть пристальнее, и вы увидите.
Художники не обладают ответами, они лишь способны открыть нам глаза. Что я осознала в процессе работы над проектом – это ту общность в видении, которая возникает у авторов в самых разных точках мира. Мы всё ещё человеческие существа, мы сталкиваемся с теми же проблемами, что и сотни лет, хотя и в очень изменившейся среде.
И как куратор я обязана позаботиться о том, чтобы это могло быть «считано» достаточно большой аудиторией, чтобы человек мог вернуться домой и поразмышлять над увиденным.
А знает ли вообще кто-то эти универсальные ответы?
Если бы могли открыть глаза шире, если бы мы могли с большим уважением относиться к мнению женщин… Нам надо научиться заботе. Я не хочу излишне обобщать, но мне хочется обратить внимание на жест заботы, не шокирующий, не разделяющий. Нам нужна некая штопка, починка реальности.
И сотрудничество. В пространстве Манежа я говорила художникам, что я не буду ставить каждому отдельный белый куб. Да, я построю стены, потому что стенах самого Манежа вешать ничего нельзя, их вообще нельзя трогать. Но на этих специально возведённых стенах они будут соседствовать друг с другом. Это тоже история о том, как совместно распоряжаться временем и пространством.
А во время подготовки выставочного пространства художники тоже встречались и проводили время вместе?
Конечно. Россиянам свойственна невероятная гостеприимность. Вас с удовольствием напоят и накормят. Здесь, в Манеже, нам готовили бесплатные обеды и мы сидели все вместе и общались, обсуждали какие-то вещи. И была очень хорошая энергетика.
Я верю в потоки идей, в то, что идеи, сообщающиеся друг с другом, взаимодействующие друг с другом, дарят нам свет. И надеюсь, всё это ощущается здесь, в экспозиции.
На открытии биеннале. Фото: Наталья Польская
