Борьба за нюансы. Разговор с Роландсом Петеркопсом
27/07/2018
Давис Энгелис
Двухчасовую радиопрограмму «Tīrkultūra» в Латвии уже стало привычным слушать по вечерам, когда понемногу темнеет и радио настроено на волну «Klasika». С вечера 27-го до раннего утра 29 июля «Tīrkultūra» на Цесисском фестивале искусств организует 36-часовую инсталляцию «Неожиданные источники» (Unexpected Sources), в ходе которой выступит целый ряд экспериментальных музыкантов из Латвии и заграницы. Среди них – Джон Маус, Visible Cloaks, Motion Graphics, Джеймс Беннинг, Андреа Белфи, диджей Колин Джонко и другие. Что объединяет этих звуковых авторов, какой сегмент музыкальной культуры пытается представить «Tīrkultūra» – об этом и многом другом я решил расспросить одного из ведущих и «идеологов» программы Роландса Петеркопса, известного также как участник дуэта художников моды MAREUNROL'S.
Эскиз сцены для 36-часовой звуковой инсталляции передачи «Tīrkultūra» на Цесисском фестивале искусств
Заявляя это мероприятие, ты также высказываешь мысль, что как минимум часть этой музыки могла бы звучать и в будущем или она могла бы быть музыкой, которую будут слушать поколения после нас. Как ты думаешь, какой должна быть в наше время музыка, чтобы суметь оказаться «долгоиграющей»?
Мне кажется, что это своего рода правдивость, истинность, которую художник хочет выразить в какой-то конкретный момент. Поддаваясь или не поддаваясь чьему-то влиянию, он просто знает, что в этой музыке – он сам. В музыке должна быть какая-то направляющая сила, там должна быть правильная совокупность ощущений, вкуса, нюансов, которую одним словом можно назвать кодом, побуждающим нас включиться и понять то, что мы слушаем. Для большой части общества такая музыка и заключённые в ней коды неприемлемы и непонятны. Не потому, что людям не хочется понимать, а потому, что им ритм жизни не позволяет это. Постижение – это довольно сложный процесс, для этого нужны углубление и время. У меня с прослушиванием дело обстоит так – если я что-то не понимаю, это порождает какой-то вызов, интригу, у меня сразу возникает интерес к этому. Как только я понимаю что-то с первого звука, в первые 20 секунд трека, это уже больше не моё, и всё.
Можно ли трактовать правдивость как честность художника по отношению к самому себе?
Ну да, это – истинность. Есть много музыкантов, за которыми я слежу, и иногда вижу, как вдруг в творчестве какого-то музыканта появляются какие-то влияния, которые он бессознательно перенимает, и в этот момент он, сам этого не замечая, теряет себя, свою истинность. Именно этого я боюсь в своих работах – для меня важно осознанно или неосознанно не потерять себя, свои мысли и интуитивную направленность. Я стараюсь быть правдивым, всматриваться в среду, в которой нахожусь, стараюсь думать глобально.
Возвращаясь к вопросу о музыке, способной оставаться с нами надолго, хочу подчеркнуть значение интуиции. Интуицией в музыке может быть и момент, когда музыкант внезапно ощущает, когда конкретный аккорд или комбинация звуков может открыть ему путь к чему-то новому. Музыка, способная на долгую жизнь, истинна, в ней чувствуется желание создать что-то небывалое, сказать что-то новое.
Мы пришли к понятиям истинности и честности, логики и инстинкта. По-твоему, в оценке художественной работы важен также и вкус?
Да, определённо. Даже очень.
Есть вкусы, о которых я знаю, что им можно довериться, – будет ли это музыкант, художник или литератор. Личный вкус – это как способность прорицателя, как интуиция, когда музыкант чувствует, что приближается какая-то волна. Музыкант интуитивно создаёт такую композицию, которая – бац! – высвечивает всё пространство. И даёт мне ясность о том, что происходит, куда всё развивается. Мне вообще кажется, что хорошее музыкальное произведение в каком-то смысле выкристаллизовывает восприятие слушателя. И вот это и есть то новое, которое все ищут в моде, музыке и искусстве – то, что просветляет мозг. Это совершенно не обязательно нечто ультрасложное, гораздо чаще это нечто интуитивное и новое довольно просто. Но художник, чтобы добраться до этой простой вещи, проходит через свои творческие промежуточные этапы, на которых происходит перемалывание сложного. Прекрасное в своём роде является чистым и ясным без лишних дефиниций – оно говорит само за себя.
Самое интересное, когда нельзя понять, что это такое – что-то очень своеобразное или даже некрасивое, когда это непонятно. Хочется понять, на какой базе, по какому принципу родилось вот это нечто. Мне часто непонятное кажется интереснее, чем красивое и профессионально обработанное музыкальное произведение, не говорящее ничего нового. Для меня звук, музыка – это визуальные вещи, часто рассказывающие что-то новое. Слушая музыку, через звук я сразу визуализирую пространство. В этом пространстве существуют какие-то ассоциации, которые хорошо согласовываются с существующей ситуацией, и это неожиданно даёт мне какие-то новые ощущения, импульсы.
У меня есть ощущение, что большая часть общества устала быть неадекватно послушной и толерантной. Я чувствую, что люди утомились от того, что им нельзя или они не решаются высказать свои настоящие эмоции и мысли, устали от точно сформулированного и правильно упакованного искусства, музыки, культуры и среды. «Красиво» упаковать, определить, привесить бирку – тут очень многое унифицируется и делается скучным. Это ослабляет силу и смелость. Самородок стоит выше всего этого, не кодирует вещи согласно какой-то готовой дефиниции. Самая большая проблема в наши дни – то, что с помощью «красиво» упакованных, закодированных, заранее вычисленных вещей в музыке и искусстве совершаются манипуляции и зарабатываются деньги. Отсутствует настоящая коммуникация искусства с обществом, когда есть в наличии качество и разговор. Когда человек чувствует себя не плохо, если что-то не понимает, но ему хочется познать себя, хочется размышлять, увидеть, понять. Если я что-то не понимаю, то я разберусь. Проблема в том, что нередко художники коммуницируют только с художниками – разговора со зрителем, со слушателем не происходит.
Но мы не можем исключить, что человек, пишущий поп-музыкальное фуфло, в своей музыке честен по отношению к себе.
Я в некотором смысле не оцениваю поп-музыку как нечто однозначно плохое. В одном интервью в передаче «Tīrkultūra» шла речь о том, что мне самому всегда представлялось симпатичным – коммуникация через поп-музыку. Это вид искусства, с помощью которого можно сильно влиять на общество. У тех, кто создаёт поп-музыку, большая ответственность. Уважаю тех художников, которые осмеливаются развивать поп-музыку, создавать что-то современное, а не усесться в 2000 году и сидеть там долго и счастливо. Не буду называть конкретных типов, которые всё время играют одну песню из одного альбома и приучают общество быть боязливым – не приведи господи выложить что-то, что выбивается из уже привычного. Поп-музыка – своего рода ответственность, влияние, власть. Ещё один важный аспект – что именно каждое общество вообще воспринимает как поп-музыку. На Западе такие имена, как Bon Iver, Radiohead или Blood Orange назвали бы поп-музыкой. В Латвии это нишевая музыка. Если бы в Латвии такие имена что-то значили не только для столь узкого круга, они, возможно, сильнее влияли бы на здешнюю поп-музыку. Не потому, что мы смотрели бы и копировали, как это делают они. Может быть, это скорее стимулировало бы нас искать новые пути, быть самими собой. Может быть, и для Запада сделалась бы, наконец, интересна латвийская поп-музыка.
У поп-музыки есть власть, и она может направлять общество к тому, чтобы смотреть на мир со своей точки зрения. Поп-музыка понятна всем, она и задумана для всех. Иногда это клёво, потому что иногда в искусстве бывает скучно, т.к. оно говорит не со всеми, а предназначено только для одной части общества. Хорошо, если оно говорит со всеми и посылает своё интеллектуальное послание и точку зрения простейшим путём. Не хотелось бы, чтобы искусство оставалось нишевым, создавая дискуссии только между художниками. Не хотелось бы, чтобы искусство жило для искусства. Было бы хорошо, если бы художник не только рассказал другому художнику что-то мудрое, но и поведал это обществу – чтобы у общества от этой коммуникации была польза.
Подобную же мысль недавно высказал обучавшийся в Йеле композитор Кристс Аузниекс – если современные композиторы хотят затронуть самую большую часть общества, им надо использовать те коды, которые можно найти в современной поп-музыке, а не, к примеру, в форме сонаты, которую в наше время воспринимает и считывает очень небольшая часть общества.
Ну да, это правда. Влияет. Все борются за власть. Именно поэтому мы с Янисом Шипкевицсом, Рейнисом Семевицсом начали пару лет назад на популярной радиостанции создавать передачу «Tīrkultūra», потому что осознали, что есть какая-то часть музыки, которая в Латвии вообще не исполняется, хотя в ней и нет ничего особо авангардного.
В «Tīrkultūra» мы создаём содержание, которое я называю музыкой для зрелых душ: начиная с легко понимаемой, альтернативной поп-музыки вплоть до весьма авангардистских экспериментов и затем обратно к серьёзной поп-музыке. Жаль, что такие вещи не были оценены на небольшом радиорынке. Пока мы не перешли на «Klasikа», мы мечтали о том, что могло бы быть какое-то медиа, которое относилось бы к ценной и качественной современной музыке так же серьёзно и уважительно, как радио «Klasika» относится к содержанию своих передач. Такое отношение представляется нам важным, потому что современная музыка, движущаяся вперёд, открывает нам, в каком мире мы живём. Таких передач, направляющих общество в хорошую сторону, очень мало. Поэтому мы очень ценим, что нам в данный момент предоставлена такая платформа.
Принцип деятельности передачи «Tīrkultūra» – искать и выделять высокоценное. Открывать и показывать музыкантов, создающих современную музыку, используя самую широкую амплитуду инструментов, начиная с создаваемых с помощью компьютера шумов до акустических инструментов. Стараемся показать музыкантов, которые игнорируют банальные коды быстрого потребления.
Поэтому-то «Tīrkultūra» и создаёт звуковые коллажи, вливая один источник звука в другой?
Да, мы тут как бы в роли художника. Я вижу это как час художника, в котором есть возможность что-то рассказать не только с помощью одной конкретной музыкальной работы, но и их совокупности, сплавляя это с интервью. То, как комбинируются и монтируются музыка и слова, уже о чём-то говорит. Иногда не важно, кто является интервьюируемой персоной; важно то, какие слова использует этот человек, какие мысли высказывает, важен звук, который создаёт комбинация высказанных слов и музыки. Нюансы звука в нашей передаче играют важную роль.
Наряду с отличной современной музыкой нам всегда было интересно приглашать на разговор людей с большим жизненным и культурным опытом, людей старшего поколения, к которым люди прислушиваются, таким образом комбинируя как будто бы очень разные вещи, однако равноценные. Если послушать раздумья поэта Кнутса Скуениекса вместе с музыкой Рюити Сакомото, появится большая вероятность выслушать их обоих по-другому, чем слушая каждого по отдельности.
В передаче «Tīrkulturа» мы пытаемся привлечь внимание к нюансам, для восприятия которых нередко просто нет времени или же которые остаются незамеченными. У нюансов очень большое значение, и, мне кажется, они оценены недостаточно. Нюансы – это маленькие коды, позволяющие воспринять привычную картину по-другому. Взять хотя бы то, как представляют музыку на волне «Klasikа» и как это делают другие радиостанции. Вот это, по-моему, и есть то полное уважения отношение, когда ты понимаешь ценность музыкального произведения или песни, а не слышишь на фоне очередное что-то. Все эти проблемы, по-моему, породила индустрия, которая создаёт музыку для кого-то и не способствует развитию музыкального языка, не способствует коммуницированию в контексте времени, в котором мы живём.
Только что прочёл интервью с пианистом Валерием Афанасьевым, который сказал, что музыка по сути была и остаётся волнами, которые воздействуют на нас физически. Когда тело начинает говорить, когда ощущается мощь музыки, найден путь к ней.
Часто я в своих передачах задаю вопрос о звуке как о сценографии, потому что звук можно почти пощупать. У меня есть мечта о таком объекте, которую я когда-нибудь реализую. Ведь это так, фактически возможно выстроить сценографию без визуального материала, используя звук. На концертах иногда можно почувствовать, как звук физически сжимает или высвобождает и в воображении образуется невидимое пространство. Это позволяет мне считать, что звук – физичен и его можно ощутить. Конечно, следует оценить, как и в какой именно момент эти звуки воздействуют на аудиторию. Есть моменты, когда их просто невозможно вынести.
Если ещё о звуке – работая, я ничего сложного воспринять не могу, это мешает работе. Самое лучшее – тишина. Допускаю, что для швей в цеху лучше воспринимать то, что звучит вокруг, вот это и есть сценография для помещения.
Например, стук швейных машин?
Да то же самое радио «Skonto» звучит на всех фабриках. Это – сценография, привычное дело. Люди приходят на работу, и звучащая там музыка – как цветочная ваза, с которой они считаются. Это для них – работа, они все на ней работают. Избави господи в этот момент мучить кого-то информацией о том, что в мире есть и музыка особенно высокой ценности. Конечно, в данный момент это не важно. Это важно для меломанов, которые ходят на концерты и стараются узнать и понять современную музыку.
Это – сценография, и нечего укорять эти медиа, что они не пускают в эфир что-то более ценное. Аудитория в своём роде подпитывается от того, что звучит. Жизнь получает окраску. Я, конечно, хотел бы, чтобы обществу предлагался более красочный спектр. Лично я тоскую от того, что эти краски у медиа такие тусклые. Я не хочу критиковать радиостанции, передающие поп-музыку, это их бизнес. Однако то, что у нас отсутствует медиа для аудитории, которая хочет познать музыку, ощутить в ней глобальную широту, совсем не весело.
А ты обращаешь внимание на звуковой пейзаж вокруг себя? И музыкальный, и не музыкальный?
Да, и очень. Звук каждый день говорит что-то, он расширяет сознание моего пространства, реальности, существования. Даже тишина, которая в своей абсолютной форме реально не существует. Все звуки подчинены друг другу, и это очень украшает повседневность. Звук о чём-то сигнализирует, свидетельствует своим значением или причиной. Но – если только у него есть слушатель. Фактор живого существа, слушатель придаёт звуку смысл. Звук ли это, когда где-то далеко в лесах Сибири, где вокруг нет ни одной живой души, ломается гигантская ель?
Очень часто я бываю переутомлён музыкой, желанием слушать ещё и ещё. Отдохнуть от этой передозировки помогает тишина или бытовые повседневные шумы, они позволяют расслабиться и услышать себя. Это – довольно личные звуковые пейзажи, делиться которыми я не хочу. Однако время от времени ко мне приходит какая-то неожиданность будней, которую я хотел бы показать и слушателям. Именно так рождаются какофонии «Tīrkultūra» – записывая звук, разливая поверх ещё один звук, монтируя содержание передачи и наблюдая, как одна звуковая ассоциация идёт вместе с чем-то другим. Вот это и есть тот неожиданный звук, который я ожидаю, когда где-то нахожусь. В городе это труднее, потому что там много искусственных звуков. Иногда человек вынужден слушать музыку, чтобы не надо было слушать разговоры на улице.
Эта принудительная необходимость слушать разговоры других людей может быть довольно брутальной.
Наша мастерская находится в центре, и очень часто я вынужден слушать музыку, хотя именно в это время я охотнее посидел бы в тишине. Слушаю что-нибудь только для того, чтобы спрятаться от того, что выбивает из привычного. Когда мотоцикл с ненормальным грохотом проносится мимо, он вламывается в процесс, он выбивает из мысли. Такие шумы, в принципе, окей. Я не из тех, кто работает в лесу и ищет вдохновения в птичьем пении. Живой звук – это тот, который всегда был в «Tīrkultūra». Это передача про звук, про разговор, про шум, про что-то, что работает, потому что это – часть вдохновения. Не напрасно название нашего нового проекта – «Непредусмотренные источники» (Neparedzamie avoti). Я чего-то в данный момент не вижу, но звуковые комбинации соединяются, и рождается идея, как это надо записать, чтобы с этим можно было повторно поработать.
Современные инструменты – это скорее рассказ о том, что ты не сам создаёшь звук, а ищешь звуки, которые надо зафиксировать, с которыми работать дальше. Это – символ идентичности каждого художника современной электронной музыки: вот так создаётся звук. Это – другие инструменты. Поэтому я всегда за это – понять, что такое современные инструменты, чтобы что-то создавать. И если мне надо объяснить какому-то более пожилому господину, почему эта музыка звучит именно так, то это легко аргументировать.
Таким образом различные части общества, разные поколения объединяются: это – интеллекты, выходящие на одну высоту. И им есть о чём поговорить. Мы надеемся, что «Tīrkultūra» именно об этом.
Ты выше говорил о звуке как сценографии. Как это будет выражено в инсталляции «Tīrkultūra» на Цесисском фестивале?
Надо немножко рассказать историю, как родилась мысль об этой инсталляции с участием художников-«гастролёров». Философия MAREUNROL'S – создавать не только одежду или объекты визуального искусства и инсталляции. Наш стимул – делать что-то такое, что позволяет и зрителю, и нам самим размышлять о намного более широком поле – о моде, звуке, музыке, визуальном искусстве, о послании и о чистоте мыслей. Моей давней точкой зрения было создать событие, инсталляцию, объект, группу ситуаций, где в одном месте встретятся эти разные аспекты, разные вкусы, цвета и способы размышлений, которые несут послание, своего рода обозначение времени, в котором мы живём.
Пару лет назад я начал продвигать эту идею, начал собирать вокруг себя людей, которые с течением времени образовали бы более широкую группу единомышленников. Мы начали совместно анализировать, что же такое эти чистые ценности, чистые культуры. Пробовали понять, каково человеческое восприятие, чтобы говорить всем понятным простым способом о вещах, которые ещё не поняты и в настоящий момент кажутся слишком сложными, но которые, как мы думаем, очень важны для формирования хорошего вкуса, знания и осознания.
Говоря о сценографии: среди наших единомышленников есть и архитектор Аустрис Майлитис. Вначале мы видели это событие как архитектонический объект, пространство, помогающее всему вышеупомянутому стать увиденным. Думали о пространстве – и о том, что нет этого пространства ни для искусства, ни для музыки. В Латвии есть лишь несколько таких пространств с полным уважения отношением к этим сферам, которые так важны для человеческого интеллекта и образованности. В настоящий момент мы ещё не дошли до реализации архитектонического объекта нашей мечты, но мы сознаём, что это – не единичное мероприятие, мы – в самом начале и в будущем сможем говорить уже об осязаемой среде.
Поэтому в связи с этим событием я не хотел бы говорить о звуке как сценографии. Наша сценография – пространство, которое мы хотим оставить таким чистым, насколько это вообще возможно. Мы создаём платформу, на которой можно увидеть звук и музыку, на которой выступления и концерты – как визуальное искусство.
Когда наша идея дошла до Цесиса, я очень высоко оценил возникший у организаторов интерес и их доверие к нам – создать что-то такое, что ещё непонятно, потому что ещё не испытано, как это реально будет выглядеть. Это – экспериментальный художественный проект, это не музыкальный фестиваль. Даже если в какой-то момент это будет пустой площадью, где для нескольких зрителей будет выступать один барабанщик, это будет визуально красиво.
Цесисский фестиваль искусств – это выдающееся событие в культурной среде Латвии. Помню, как впервые посетил его уже десять лет назад. Не всё тут задумано именно на мой вкус, но именно это предлагаемое разнообразие – вот что является интересным. На этот раз мы хотим предложить глобальное, намного более мультидименсиональное восприятие культуры, чем это было до сих пор. Мы хотели бы предложить ценности, не основывающиеся на культуре «порази меня, развлеки меня ещё громче и красочнее». Мы хотели бы показать, что чистота мыслей и чистота визуального языка являются ценностями, стремиться к которым, помнить о которых стоит, когда ничего больше уже не поражает. Мы хотим видеть всех музыкантов как на чистом белом листе. Таким образом возможно нюансированно понять, что же они создают, какие инструменты они используют, и возможно выказать уважение этим инструментам, хоть бы и микрофону. Инструменты, микрофон, тумбы – всё это красивые орудия труда, помогающие произойти чуду.
Говоря о программе, хочу выделить музыканта, философа и крупную личность – Джона Мауса. Интересно посмотреть, как он будет работать на такой платформе. Или дуэт Visible Cloaks, объединяющий электронику и живые инструменты. Когда я пару лет назад столкнулся с этой музыкой, я думал, что это экспериментальная академическая музыка. Был уверен, что это японцы. А затем узнал, что это – американцы из Портленда, которых очень вдохновили японские электронные эксперименты 1980-х годов. Они объединяют в музыке живые звуки инструментов – флейты, рояля, электронной музыки – и созданные ими самими звуки. Это – музыка, свидетельствующая о современном понимании значения музыкальных инструментов и того, как рождается музыка сегодня. В этом в наше время, возможно, нет ничего сверхъестественного, но мы хотим показать это. Хотим показать все эти отдельные «слова» как маленькие иконки на большой платформе. Всё, что в настоящий момент вырисовывается вокруг этого события, – просто чудо.
Факт, что в Цесисе выступят такие имена, как Джон Маус, Джеймс Беннинг и другие аудиохудожники, является событием сам по себе. Мне всегда кажется, что было бы здорово сделать Ригу или какое-то другое место в Латвии таким вот местом hotspot, что в мире искусства в этом году очень хорошо удалось Рижской биеннале. Чтобы привлечь внимание Pitchfork и других мировых медиа, нам надо предложить нечто истинное, не боясь своеобразия, потому что то, что связано с нашей собственной уникальной идентичностью, порой может стать сильным мотивом, который заинтересует других. Нам надо предложить своеобразные события, с которыми большие медиа с течением времени начали бы считаться, потому что они обозначают своевременные и существенные направления в большом искусстве. Музыкальные события в стандартном формате исчерпали себя, каждый ищет сейчас свою идентичность. В настоящее время это уже стало модным – найти свой концепт, имидж.
Например, Visible Cloaks концертируют очень мало и выборочно, они всегда оценивают, где выступать, и они увидели здесь для себя очень интересное событие. Для одних музыкантов концерты – средство для выживания, пока другие ищут сами для себя опыт, событие, нечто новое. Бывает по-разному. Главное – жить вместе со временем и верить инстинкту, как и о чём следовало бы поговорить, сделать, чтобы смочь выжить в этом искусстве компромиссов.
Почти все художники, отозвавшиеся на наше приглашение, которые приедут или по какой-то причине всё же не попадут к нам, отозвались именно потому, что это показалось им интересным проектом.
Поэтому я всё же открою, что в Цесисе на выступлении вживую вы увидите и услышите глубокие и эмоциональные композиции уже названного интеллектуала авангардной музыки Джона Мауса, художников аудиовизуального перформанса Visible Cloaks с сопровождающими путешествиями в пространстве и времени, видеохудожницу Бренну Мёрфи, мастера снов синтипопа и интернета Motion Graphics, мастера электроакустической музыки, барабанщика Андре Белфи, который художественно объединяет в гипнотические звуковые пейзажи звучание акустических и электронных барабанов, диджея и музыкального продюсера, нашего друга с парижской underground-сцены Колина Джонко, новые имена, пропогандируемые влиятельными музыкальными медиа, – Лорена Аудера и Visionist из Лондона, архитектора и визуального художника Бреда Ната, который создаёт звук, используя естественные свойства различных материалов, группу спа-поп-музыки Gents; таинственный дуэт электронного авангард-попа Domenique Dumont из Латвии, гитарного гения в духе drone Эдгарса Рубениса. Будут также киносеансы художника авангардного кино Джеймса Беннинга и видеоработы авангардного видеохудожника Макино Такаши, а также визуальные работы и инсталляции, представляющие латвийское искусство, – прекрасный тандем Кристы и Рейниса Дзудзило, живущего в Берлине художника Атиса Якобсонса, будет и отдельный объект от нас самих. В заключение этой ночи нас ждут танцы вместе с волшебным выдающимся литовским диджеем Манфредасом, хорошо известным на мировой сцене. Утром в воскресенье по окончании 36-часовой сессии на нашей платформе мы публично запишем интервью со всеми «гастролёрами» и друзьями.
Подробная информация о событии: tirkultura.net/installation.html
