Андрей Строкин. «Истины на моих фотографиях точно нет»
Рита К. Зумберга, Сергей Тимофеев
06/02/2015
О себе он говорит как о человеке спокойном и не слишком разговорчивом, но в ходе интервью фотограф Андрей Строкин (1984) рассуждает вполне уверенно и формулировки даёт чёткие. Кажется, ему просто близок типаж человека, который не болтает попусту. Который сосредоточен на чём-то важном для себя, но при это понимает, что это важное может быть повсюду и проявиться в любой момент. Когда вдруг в какой-то вполне бытовой обычной ситуации образуется некая дыра – зияние, через которое можно вот так вот, налегке, шагнуть в область новых интерпретаций. Этим зиянием может быть что угодно – и реальная водяная воронка при канализационной аварии, и полусложенный раскладной стул на зелёной лужайке вместе с наползающей тенью.
Вчера в галерее «Офис» Центра современного искусства в Риге открылась первая в Латвии персональная выставка Андрея «Неполадки и препятствия», в которой он обратился к темам опьянения (как своеобразного психического состояния) и алкоголя (как ритуализованного культурного феномена). Но надо сказать, что Андрей Строкин в сфере художественной фотографии отнюдь не новичок. Его самая первая выставка прошла в Литве во время Каунасского фотомесяца 2014 после того как он выиграл конкурс Kaunas Photo Star, а кроме того, он успел получить призы и на La Quatrieme Image, и на Photo Annual Awards в категории документальной фотографии. В прошлом году попал также в мастер-класс Joop Swart‘2014, куда ежегодно выбирают 12 самых талантливых молодых фотожурналистов планеты. Хотя фотожурналистика для него в каком-то смысле – уже пройденный этап.
На вопрос о своих любимых фотографах, которые на него повлияли, Андрей назвал, например, американца Weegee, которому нравилось играться с психологией кадра – он снимал в Нью-Йорке криминальные сцены, но вместо «сути дела» запечатлевал, скажем, толпу людей, набежавшую посмотреть на жертв очередной мафиозной разборки. Да и Андрея, кажется, тоже интересует быть свидетелем и наблюдателем, но не самого события, а его атмосферы и обстоятельств, которые, скорее всего, и о событии расскажут более важные и сущностные вещи.
Андрей Строкин. Из проекта «Неполадки и препятствия»
Фотография тебя нашла довольно рано? Или ты её нашёл…
Довольно-таки поздно. Я закончил строительный колледж, мне подарили маленькую камеру, дигитальную «мыльницу». Я никогда перед этим не снимал, и вот получилось, что я поехал в Польшу, мне там особенно нечем было заняться, и я начал снимать. Мне было 22 примерно.
Что ты фотографировал там, в Польше?
Не помню, голубей всяких. Всё, что снимают люди, впервые берущие в руки камеру.
Но потом ты достаточно скоро оказался в профессиональном фотоагентстве…
Получилось так, что я поступал на архитектурный и не поступил. И тогда после некоторых раздумий пошёл в 34-ю профессиональную школу, где учат на фотографов. И там надо было устроиться на практику в фотоагентство. Меня как совсем «зелёного» никуда не хотели брать – ни в LETA, ни в F64, ни в AFI. А я знал, что не хочу работать в студии, что хочу заниматься именно репортажной фотографией. И мама меня устроила на практику к Борису Колесникову в Latvijas Vēstnesis. И вот я к нему ходил, и однажды он мне сказал, что через пару дней будут ставить обратно звёзды на Милду (памятник независимости в центре Риги в виде женщины, держащей над головой три звезды, – прим. ред.). Их тогда реставрировали. И в 6 утра я был на месте, пришли ещё только два фотографа, и я вместе с ними, без всякой аккредитации, забрался по лесам до самой Милды, снял её портрет, снял звёзды, в общем, всё, что мог. И оказалось, что разные большие агентства это прозевали. И у меня были эксклюзивные фотографии, которые в AFI у меня выкупили, а потом я начал работать в этом агентстве. И параллельно стал учиться в Академии художеств.
Работа в фотоагентстве – каждый день новые люди, новые ситуации. Тебе не было сложно?
Было сложно, конечно. Я человек не очень коммуникабельный. Меня как-то спасала камера, за которой я всегда прятался (смеётся). И у меня были задания, которые надо было выполнять. Сначала было сложно, но уже через полгода всё было примерно ясно, а через три года уже стало поднадоедать. Но я проработал там где-то шесть лет.
Кадр, снятый в Риге после бури 15 января 2007 года
Самая твоя, наверное, известная фотография того времени – с несущимся в чёрную дыру канализационным потоком…
Divided by zero… Мне самому она особо никак не приглянулась. Ну, как бы ничего такая фотография. Я сдавал все материалы редактору, и это она выбрала её и послала в EPA, а те уже поставили её на какие-то порталы, и она вдруг стала такой по-настоящему «viral». У меня этому нет объяснений. Все эти «viral», «вирусные» фотографии – вообще не очень понятно, почему они становятся такими популярными…
Её многие включали ещё в какие-то свои контексты, что-то к ней приписывали…
Да, я даже собирал коллекцию того, как люди её использовали. И меня это совсем не задевало. Ведь она была сделана для агентства, в спешке работы, это не был мой личный проект, нечто, чем я сам дорожу… Да и мало кто вообще знает, что это моя работа.
И вот ты перешёл к проектам. Как это получилось?
Я начал посещать курсы ISSP, подружился с организаторами. Они тогда придумали проект «European Borderlands», и это была возможность целый год поработать с ментором над какой-то своей темой. Мне очень нравилось тогда, как работал Андрей Гронский, параллельно Рейнис Хофманис начал что-то делать, Ивета Вайводе. Я смотрел на них и думал, что я тоже что-то такое хотел бы осуществить. Но раньше фотоагенство всё заслоняло, занимало всё время, а тут я по-иному расставил приоритеты и постепенно вообще оттуда ушёл .
Андрей Строкин. Из проекта «Люди в дюнах»
Первый твой проект, «Люди в дюнах», был посвящён Болдерае…
Да, я над ними ещё продолжаю работать, и в июле пройдёт выставка в Риге, в Музее фотографии.
Ты жил когда-нибудь в Болдерае, это твой район?
Нет (смеётся), это не мой район. Он довольно особенный. Выход в море, история, люди, которые там живут... В основном – русскоязычные, и многие были связаны в былые времена с Советской армией, с различными военно-морскими учреждениями и мастерскими. Это накладывает определённый отпечаток. В то же время здесь много старой архитектуры… Это тоже была своего рода школа, я пытался понять, как себя выразить. Снимал той же камерой, что и Гронский снимает. Сначала он мне просто давал её на время, потому что у меня не было. То есть какая-то камера была, но я постоянно щёлкал ей репортажи и не мог той же самой камерой снимать что-то совсем другое. Потом я купил её. Это Mamiya 7 Rangefinder. У неё, как и любой другой камеры, есть свой способ того, как она рисует картинку. И я долго искал к ней свой подход, чтобы не снимать точно так же как другие.
Что это за подход? Как бы ты сам его описал? Для тебя всё равно – снимать людей, машины, снег?
Наверное, да. Я ищу какие-то экстраординарные моменты, какие-то знаковые ситуации и вещи. Болдерая, в сущности, может быть, не так уж и интересна, как мне самому кажется, во всяком случае – это не на поверхности. Если бы человек со стороны поехал туда, вряд ли он заметил бы те вещи, которые я там снимал. Я ищу какую-то «квинтэссенцию»…
Моменты истины?
Истины на моих фотографиях точно нет… (Смеётся.) Это просто какие-то визуально ключевые моменты.
Андрей Строкин. Из проекта «Неполадки и препятствия»
Когда встречаешься с такими диковатыми ситуациями, как с этими пьяными мужиками на льдинах, ты видишь только визуальную составляющую? Или ситуация сама по себе тоже знакова?
Конечно, ситуация тоже важна. Если только она не рассказывает всё сразу сама по себе. Этот снимок на льду в Даугавгриве появился потому, что один из мужиков сам попросил, чтобы я его сфотографировал. Он был настолько пьян, что стал стаскивать с себя рубашку, потом взял в руку и поднял большущий кусок льда и держал его, пока тот не выскользнул из рук и не упал на голову сидевшей рядом женщины. Второй мужчина начал орать на него – «Ты чего? Чего мою женщину трогаешь?!» – я щёлкнул один кадр и убежал (смеётся). Пьяных людей там, конечно, немало, и казалось, что стоит и их тоже показать.
Стало ли это своеобразной начальной точкой и для твоего нового фотопроекта «Неполадки и препятствия»? Ты тогда решил, что ситуации с выпившими людьми могут выглядеть интересно?
Нет, «Неполадки и препятствия» – это своего рода проект самопознания – он и обо мне, и о моей среде, и о необходимости выпивки вообще. Скажем так – то, что я наблюдал в Болдерае, это уже алкоголизм. Но в новом проекте я не пытаюсь говорить об алкоголизме, о жёсткой зависимости, скорее, речь идёт о социальном ритуале – я сам с собой пытаюсь разобраться, почему нужно употреблять алкоголь, чтобы социализироваться?
И что открылось в процессе познания?
Так как я сам довольно тихий и зачастую не слишком разговорчивый человек, то, когда я прихожу на какое-то мероприятие, алкоголь становится способом, как снять стресс. Для меня не проблема разговориться с одним или двумя людьми, но вот когда со многими – быстренько, быстренько пара бокалов вина, и тогда уже можно общаться. Я пытался найти для себя способ, как уйти от этого, хотелось посмотреть на эти ситуации – бары и вечеринки – со стороны, не выпивая в этот момент. Может быть, это характеризует все мои проекты – я наблюдатель, замечаю какие-то вещи и фотографирую; я не рассказчик, я больше работаю с образами.
За фотографиями, конечно, стоят всякие истории. Стул – из палатки прессы на фестивале Positivus, в тот момент мне казалось, что он великолепно иллюстрирует состояние опьянения, которое я пытался отобразить, хотя это всё-таки что-то очень абстрактное и практически непередаваемое. В свою очередь, свалка мусора – это в природном заказнике Даугавгривы после празднования Нового года, 1 января я поехал туда, залез на башню наблюдения за птицами, и этот вид сфотографирован оттуда. А фото девушки – с прошлогоднего карнавала Академии художеств.
Андрей Строкин. Из проекта «Неполадки и препятствия»
После просмотра нескольких вполне «антикварных» фотографий, включённых в фотосерию, появляется вопрос: они ведь смотрятся как нечто совсем из другого мира, какова их история?
Уже какое-то время я занимаюсь коллекционированием любительских фотографий, ищу старые фотографии в разных антиквариатах, на барахолках, на всяких встречах коллекционеров и т.п. У этих фотографий нет никакого контекста, неизвестен и автор, и время съёмки. Ничего не известно. Но мне было интересно использовать их в своём контексте, который, может быть, отчасти продемонстрирует и мою собственную потайную боль в отношении медиа – довольно часто, когда я работал в агентствах, мои фото использовались в самых разных контекстах, совсем не в тех, в которых я хотел бы их показать, и не в тех, в каких они появились. В принципе они становились иллюстрациями к чьей-то статье или к какой-то высказанной мысли. И я захотел поработать со сходным контекстом, честно говоря, поманипулировать этими фотографиями, создать какой-то нарратив. Ведь проблематика выпивки – это не проблемы или будни только моего поколения, всё это укоренено в истории; и кажется, что это нормально – сопоставить вместе на одной выставке оба вида фотографий, свои и найденные.
Та фотография на паспорт, которая выглядит как склеенная из двух снимков, я её такой и нашёл – изначально это были четыре одинаковых снимка, два были отрезаны, а оставшиеся загнулись и как-то наложились один на другой, что мне показалось интересным, исходя из моего контекста. В принципе, все фотографии, входящие в этот проект, это мои наблюдения или находки – я ничего не инсценировал. Но одновременно это и непростая задача, потому что какую-нибудь иллюстрацию для проекта я могу слепить за неделю, а вот с наблюдениями идёт сложнее, совсем не в каждый момент замечаешь что-то стоящее. В принципе, я пытаюсь не показывать, как где-то там конкретно люди пьют на вечеринке, а скорее стараюсь извлечь из этого абстрактный мотив.
Из проекта «Неполадки и препятствия». Автор неизвестен
Литовский фотограф Рималдас Викшрайтис в своих фотографиях демонстрирует очень жёсткую реальность в связи с алкоголем и людьми, ты оставляешь такого рода вещи в кадре или стараешься этого избежать?
Я могу быть на каком-то мероприятии и почувствовать – вот он, момент, – но мне кажется, что это такой миф Картье-Брессона (Henri Cartier-Bresson): ты нажимаешь на спуск, снимаешь один кадр, и всё уже есть – можно вешать на стенку! В смысле чернухи мне неинтересно показывать всё в каком-то клишейном восприятии. Но вот, скажем, фотография с парнем на вечеринке на открытом воздухе, который спит на земле с надписью «kopā lopā» на лбу. Это – единственный снимок из моего архива, сделав который, я не имел понятия, как я его использую, он лежал на жёстком диске, и, когда я начал работать над этим проектом, оказалось, что он может органически в него влиться.
На твоих фотографиях часто появляются разные слои общества, разные поколения, иногда там вообще нет людей. Порой со стороны, не зная контекст, трудно понять идею твоей фотосерии – она как будто состоит из столь многих маленьких отдельных мгновений жизни, что создаётся впечатление – общая мысль тщательно скрыта.
Но такова сущность фотографии. Ты берёшь что-то в кадр, а всё остальное остаётся вне. У меня нет установки что-то скрывать или сделать непонятным и каким-то суперстранным – но усилие необходимо и со стороны зрителя. Ясно, что это не простая репортажная фотография, это не материал для иллюстрации новостей, это надо прочесть как-то иначе. У нас в Латвии вообще не очень развита зрительская визуальная культура, мы не очень образованы. Как это изменить? Ходить на выставки и побольше интересоваться такими вещами (улыбается).
Чем больше я смотрю на found-фотографию – случайные снимки, попавшие мне в руки – и пытаюсь понять, что мне там кажется интересным, тем больше задумываюсь над тем, чтобы снимать вещи, которые были бы интересны и через 20–30 лет. Хотя, конечно, сложно что-то предсказать, возможно, представление о фотографии полностью изменится за этот срок. Но стремиться к этому можно (снова улыбается).
Андрей Строкин, каким его увидел и сфотографировал житель Лудзы Юрис Померанцевс
Как написано в пресс-релизе, на своей новой выставке ты исследуешь хрупкую границу, которая начинается с тебя самого. Ты когда-нибудь осознанно стоял по другую сторону камеры, чтобы что-то выяснить для себя с этой позиции?
Да, я это делал, но это скорее был такой процесс самопознания в учебных целях. В своё время в Лудзе я переодевался в одежду местных жителей, как бы становился на их место и давал им себя «запечатлеть». А вот selfi, честно говоря, меня не впечатляют (смеётся). Хотя в какой-то мере я всё равно показываюсь на всех фотографиях – не физически, а как бы тем образом, как я фотографирую. Это неизбежно.
