О мобилизующей силе кризисов
Разговор с эстонской художницей Фло Касеару, чья выставка «Чрезвычайное положение» (куратор Кати Ильвес) до 4 октября проходит в таллинском художественном музее KUMU
Первоначально с середины августа по октябрь в KUMU планировалась выставка, посвящённая феномену рейва. Но из-за вызванных пандемией Covid-19 логистических сложностей она была перенесена на следующий год, а музей оказался вынужденным искать альтернативный проект. Далеко не случайно это предложение было сделано Фло Касеару (1985), чьё творчество отличает умение быстро и чутко реагировать на происходящее в обществе.
Для своих проектов она привлекает весьма различные средства и методы: от формата дома-музея до работы с кризисным центром для жертв домашнего насилия. Фло Касеару постоянно работает с социально актуальными проблемами, используя для этого живопись и инсталляцию, фото и видео, перформанс и хэппенинг, а также всевозможные подручные материалы. Несмотря на то, что Касеару регулярно выступает на эстонских и международных выставках, главной ареной для её искусства остаётся общественное пространство. Непростые, порой болезненные и неудобные темы художница умеет рассматривать дружелюбно, с мягким юмором – приглашая публику к диалогу, конструктивной дискуссии. В 2012 году Касеару была удостоена гран-при Köler Prize – важнейшей награды в области современного искусства в Эстонии, а в 2016 году её постановка «House Music» была отмечена независимой театральной наградой (Sõltumatu Etenduskunsti Auhind).
Фло Касеару. Фото: Эпп Кубу 
Э.Т.: Фло, как бы ты кратко обобщила идею выставки «Чрезвычайное положение»?
Этой весной музей KUMU обратился ко мне с предложением сделать выставку, которая в той или иной форме отреагировала бы на ситуацию, вызванную чрезвычайным положением. Мой проект – образ, документирующий ситуацию на тот конкретный момент, отражающий чрезвычайное положение как таковое. Поскольку заданные музеем временные рамки не позволили мне провести подробную работу по исследованию материала – как, к примеру, для моей последней персональной выставки «Исчезающий вид» (2020, Тартуский художественный музей), когда я смогла в течение года общаться и собирать интервью, размышлять и искать различные решения, – в этот раз я сосредоточилась на поиске одного конкретного образа.
Из проекта «Чрезвычайное положение» (2020)
Э.Т.: В своих творческих практиках ты весьма быстро реагируешь на различные события. Вдохновило ли эту выставку предложение KUMU или у тебя появились какие-то идеи уже до этого?
Я не знаю, сколько нашлось бы художников, готовых рассматривать предложение с таким коротким сроком. Думаю, это зависит от личности автора: кому-то интересна, так сказать, быстрая реакция, а кому-то – нет. Меня она привлекает и интригует, но при этом я всё же должна знать контекст. За границей я, наверное, не решилась бы на такой эксперимент, но в Эстонии так вот быстро и непосредственно реагировать на происходящее даже здорово. Также для меня была важна информационно-техническая инфраструктура KUMU, ведь в таких «молниеносных проектах» свободные художники нередко сталкиваются с проблемой коммуникации и т.д.
Б.Р.: Музей пригласил тебя создать свой отклик на чрезвычайное положение, задействовав при этом музейный контекст. Почему ты решила вступить в диалог именно с повседневной рутиной музейных смотрителей?
В диалог со зданием KUMU художники уже вступали (к примеру, в рамках выставки «Между архивом и архитектурой», 2016), это уже не ново. С самим зданием у меня искры не пробежало, но меня вдохновили люди, с которыми здесь можно было бы сотрудничать. Если музейные кураторы, хранители или педагоги продолжили свою работу и в условиях коронакризиса, то именно в работе музейных смотрителей возник реальный перерыв. Поэтому показалось логичным привлечь их в свой проект.
Я и раньше работала со смотрителями, этот интерес у меня возник несколько лет назад. К примеру, на своей экспозиции «Исчезающий вид» в Тартуском художественном музее я, так сказать, активизировала местного смотрителя: попросила занять место в магазинной кассе, экспонируемой как часть выставки. Таким образом, музейный смотритель выглядел как продавец маленького магазина («Сплетни», 2020). Похожей темой занималась моя более ранняя работа «Нас разделит безработица» (2010), чьей отправной точкой стали вызванные кризисом 2008 года перебои в занятости. В этой серии, выполненной в технике трафарета, я изобразила человека за работой – водителя автобуса, бармена, продавца и т.д. – и необходимую для этой работы технику на раздельных листах картона: в этот период кризис разлучил работника и его орудие труда.
Таким образом, выставка в KUMU в некотором смысле связана с моими работами, выполненными уже до коронакризиса. Проект «Чрезвычайное положение» был мне интересен с психологической точки зрения: как влияет на человека то, что совершенно неожиданно он больше не нужен на работе? Как смотрители понимают свою рабочую роль? Проект был добровольным – разумеется, не все согласились принять в нём участие. Последняя моя работа, экспонировавшаяся в KUMU, – «Двое на берегу моря» (на выставке «Странники. Путешествия и миграция в новом искусстве Центральной и Восточной Европы», 2017) –представляла из себя довольно-таки смелый портрет пожилых женщин. По-видимому, она сформировала у смотрителей KUMU определённое представление о моём творчестве, что для нового проекта оказалось небольшим препятствием – кто-то просто не захотел рисковать. Но поскольку смотрители должны, так сказать, оставаться невидимой частью музея, то я почувствовала, что не могу создать ситуацию, в которой они превратились бы в провокативных героев.
В конечном итоге меня прежде всего интересовала возможность вынести некий элемент из KUMU в природу. То есть перенести занятие, которые смотрители выполняют в музее, в то пространство, куда многие стремились в период коронакризиса, потому что оно смягчало напряжение и тревогу. Главные герои видеоработ, смотрители, делают на природе то же, что и за работой в KUMU – просто присутствуют и наблюдают за окружающей ситуацией. У меня не было разрешения записывать разговор с участниками проекта, но мы условились, что помимо съёмок сможем побеседовать; смотрители поделились со мной весьма красочными историями из своей работы.
Из проекта «Чрезвычайное положение» (2020). Фото: Эпп Кубу 
Б.Р.: Как проходил процесс создания этого проекта? Открыла ли что-то новое или неожиданное для себя?
Меня удивило то, что у большинства участниц проекта нет своего сада. Он был только у одной участницы, у второй была дача – т.е. летний сад, а остальные оказались чисто городскими жителями. Может быть, именно поэтому они и были более открыты к участию в этом проекте. И ещё мне кажется, что местность, окружающая KUMU, – прежде всего, парк Кадриорг – в каком-то смысле заменят им свой сад. В нашем проекте мне было важно, чтобы смотрители сами выбрали место съёмок – куда они обычно ходят гулять или где хотели бы находиться в это непростое время. Благодаря этому проекту, я узнала лучше Таллин и его зелёные зоны.
Помимо этого, меня заинтриговал костюм смотрителей KUMU чисто визуально: комбинация чёрного и оранжевого. Мне показалось интересным вовлечь их в съёмки именно в костюме, через который в игру вступает институция со своей специально разработанной униформой. Перенос предназначенной для выставочного зала форменной одежды в другую среду создаёт интригующие, на мой взгляд, ассоциации. С униформой нередко связана некая история, предубеждение или почтительное отношение.
Фло Касеару во время работы над экспозицией «Чрезвычайное положение» в KUMU. Фото: Кати Ильвес 
Б.Р.: Твои работы нередко вовлекают публику или некую определённую группу населения, сообщество (к примеру, перформанс «Выражение желания приватности» (2016), в рамках которого жительницы кризисного центра города Пярну зачитывали описания своих случаев семейного насилия из судебной документации). Из чего исходит этот интерес?
Мне кажется, что в Эстонии между художником и публикой нет активного диалога. Если бы для возникновения дискуссии было достаточно живописи на стенах галереи, я бы, наверное, занималась живописью. Но сейчас я ищу диалог с публикой при помощи работ, предпринимающих некие социальные интервенции, где в качестве художественного материала выступают нередко сами люди. Также мне порой нравится помещать зрителя в не совсем удобную, интригующую ситуацию, в которой он сам становится частью произведения.
Очевидно, я подсознательно ищу способы, как избежать нейтральной экспозиции в зале, активизировать взаимоотношения произведения, пространства и зрителя, создав перформативную выставочную среду. С одной стороны, меня интересуют всевозможные системы, стоящие за людьми или социальными группами. С другой стороны, мне нравится работа в коллективе, сотрудничество. Чтобы обрести в своём творчестве некое равновесие, я ищу социальное общение, контакт с настоящей жизнью.
Из проекта «Нас разделит безработица» (2010)
Б.Р.: Как ты думаешь, почему в Эстонии относительно мало художников, которые работают в художественной практике, привлекающей публику к сотрудничеству? Как правило, художники не работают с людьми или сообществами, а создают объекты для галерейного пространства.
Может быть, это потому, что большинство наших художников являются выпускниками Эстонской Академии художеств, где нет такого отделения или учебного направления; у нас преподают живопись, графику, скульптуру и инсталляцию. Я сама занималась в начале своей карьеры живописью: напишешь работу, выставишь её в галерее, но никогда не видишь реакцию публики. А вот, к примеру, чёрный шар «О» (2011), катившийся по городу, вызвал немало всплесков адреналина. Люди вокруг реагировали очень эмоционально, а мы не знали, поцарапает ли этот шар машину, застрянет ли где-то и т.д. Такие моменты, которые, скорее всего, не произойдут в ателье, где ты работаешь наедине со своим полотном. Мне интересно создавать такие художественные сбои и сдвиги в реальном мире, а позже найти способ показать их и в галерейном пространстве.
К примеру, в Финляндии существуют организации, продюсирующие проекты, в рамках которых художники приглашаются вступить в диалог с общественным пространством (скажем, Checkpoint Helsinki или Pro Arte Foundation Finland, организующая фестиваль современного искусства IHME). В Эстонии нет организаций или инфраструктур, продюсирующих жизнеспособное мероприятие, нацеленное на паблик-арт (этот пробел попытался пару раз заполнить фестиваль «Километр скульптуры», но сейчас эта инициатива сошла на нет). Для меня и пары художников-единомышленников стало стимулом появление интересного мероприятия, бюджета и инфраструктуры. К примеру, шар «О» родился в 2011 году в рамках программы Таллина – культурной столицы Европы. Конечно, здорово делать различные вещи из внутренней потребности и своими силами, но это очень утомляет. Иногда меня приглашают «сделать что-то художественное» на музыкальном фестивале, но это не то – в этом контексте искусство видят как развлечение.
Из проекта «(De)fence» (2014)
Б.Р.: Вернёмся к проекту в KUMU. Как ты видишь его в контексте своего предшествующего творчества?
Я бы сопоставила его со своими проектами, в которых важную роль играет униформа – она неким образом трансформируется или помещается в некий новый контекст. Первый такой проект состоялся в сотрудничестве с охранником польской художественной галереи Захента («(De)fence», 2014). Поскольку у меня планировалась здесь выставка, я пришла в галерею на «полевые исследования» и так познакомилась с этим охранником. И у меня возникла идея пригласить его в Эстонию сторожить мой сад – вернее, дыру в заборе вокруг моего сада. Для меня униформа как таковая связана с тематикой определённого влияния, динамики и властных позиций.
С этой тематикой связана и фотосерия с женщинами из кризисного центра города Пярну. Вместе с полицейским, первоначально приглашённым провести инфочас, мы спонтанно предложили женщинам примерить футболку полицейского. Было интересно наблюдать, как у весьма неуверенных в себе женщин распрямилась в полицейской форме спина. Я не утверждаю, что эта идея спасёт мир, но она хорошо сработала в качестве художественного жеста. И как конкретный результат, у целого ряда участниц проекта появилось желание выучиться на помощника полицейского.
Также мы с Андрой Аалое организовали проект под названием «Костюмированная драма» (2017). Для этого перформанса, состоявшегося в Словении, мы заказали 20 костюмов охранников, и одетая в них группа людей отправилась в общественное пространство, ведя себя как на типичном патрульном обходе. Костюм охранника подсознательно заставляет людей в общественном пространстве вести себя по-другому – иными словами, этот костюм работает уже просто через своё присутствие. Как смотрители KUMU стали для меня образом коронакризиса, так и «Костюмированная драма» стала образом 2017 года, когда в Европе из-за ряда терактов царила определённая атмосфера страха. Я не портретирую конкретных людей, но создаю через них некий обобщённый образ – известной ситуации в обществе или более конкретной темы.
Из проекта «Костюмированная драма» (2017)
Э.Т.: Как ты провела период чрезвычайного положения? Как ты ощутила его на себе?
Мне во время коронакризиса очень помог мой сад, он создавал ощущение, что я не в полной изоляции. Коронавирус в каком-то смысле спас мою весну: у меня было запланировано столько проектов, что я не уверена, что справилась бы со всеми ними. Несколько проектов передвинулись на более позднее время, но в то же время я смогла продолжать работу над ними. Кардинальных изменений не было, я ведь свободный художник и так или иначе работаю дома. Было даже хорошо, что не было чрезмерного потребления и путешествий.
В марте я была в поездке на острове Готланд, но по прибытию сразу же заболела. У меня были организованы встречи с местными сельскими жителями, на основе рассказов которых должна была родиться серия рисунков «Страхи Готланда». Я провела первую встречу, но остальные отменила и вернулась в Эстонию. Позже я провела онлайн-опрос, благодаря которому получила достаточно материалов для развития проекта. Поскольку по возвращению я всё ещё чувствовала себя неважно, то провела неделю в отдельной квартире в карантине. Это был настоящий рай: у ребёнка было домашнее обучение, мой спутник жизни занимался им, готовил еду и т.д. С сыном Винтом мы общались через переносное радио: играли на расстоянии в поиски сокровищ в саду и доме.
Б.Р.: Как тебе кажется, какое влияние оказал период кризиса на художественную сферу и повседневную жизнь художников?
Жизнь свободных художников и так нестабильна: как сказал недавно один коллега, у нас всегда кризис. В целом мне кажется, что сейчас публика ходит на выставки значительно меньше, потому что искусство не является основной потребностью – в пирамиде Маслоу это всё же дополнительная ценность. Создаётся впечатление, что большая часть населения сейчас занимается гораздо более базисными вопросами. График мероприятий галерей и музеев передвинулся. Вместо международных биеннале и триеннале на первый план выйдут, очевидно, региональные проекты и меньше будет международных путешествий. Экономия во всех смыслах и направлениях.
Б.Р.: Музеи начали предлагать виртуальные туры и мероприятия, а Таллинский Дом искусства разработал на основе закрытой на карантин экспозиции интерактивную. Как это может повлиять на способы презентации искусства в будущем?
Может, я человек старой закалки, но я надеюсь, что всё не станет слишком уж виртуальным. Конечно, виртуальные туры – хорошее решение, но передвижение в галерее при помощи компьютерной мыши меня особо не привлекает. Почему я никогда не переносила свой дом-музей в виртуальное пространство? На месте посетитель может прочувствовать наш район, соседей, запах скошенной травы: всё это вместе составляет целостный опыт.
Из проекта «Исчезающий вид» (2020)
Б.Р.: В своих предыдущих работах ты неоднократно рассматривала тематику работы – разные формы и значения работы сегодня. Почему это для тебя столь важно и как ты бы охарактеризовала свой подход к этой теме?
Как мой предыдущий проект «Исчезающий вид», так и новый проект в KUMU возникли в тот момент, когда закончилась чья-то работа. Отправной точкой для выставки «Исчезающий вид» стало то, что моя мама закрыла свой маленький магазин, поскольку его больше не было целесообразно содержать. В эстонском обществе больше нет интереса к маленькому магазину как таковому, все предпочитают супермаркеты. Можно сказать, что я работаю с безработицей как явлением: ситуацией, когда работы больше нет или когда она заканчивается слишком внезапно. Также меня интересует скрывающийся за всем этим вопрос идентичности, поскольку для большинства эстонцев работа – это их жизнь. Особенно эта тема актуальна для более старшего поколения.
В видео «Срок годности закончился» (2010) я предложила такой сценарий: что, если бы маленькие магазины использовали в качестве рабочей силы людей, пришедших на пробный день. Ведь тогда владельцу магазина не надо было бы платить им зарплату. На тот момент в Эстонии не надо было платить работнику за пробный день – в законодательстве был такой недочёт. Позже это изменилось, но тогда я смогла указать на «дыру» в системе и её подчеркнуть. В моём видео магазин приглашает на пробный день, но каждый вечер кандидату говорят: «Извините, вы не подошли». И бесплатный цикл всё длится и длится.
Мама долго держала свой магазинчик, и вот закрылся и он. Закрытие как явление проявилось во время кризиса и после него. На самом деле кризисы очень вдохновляют на творчество. В начале кризис кажется трагичным, но на самом деле это очень мобилизующее событие. Может быть, в своём творчестве я больше всего занимаюсь тематикой кризиса как такового.
Б.Р.: Как может весенний коронакризис вдохновить или направить художников? Какой потенциал у этого кризиса?
К примеру, визуальный образ предыдущего экономического кризиса – «Срок годности закончился» (2010) – вырос из того, что наш бюджет существенно урезали. Мы не смогли оплачивать настоящих актёров, и так родилась идея сделать марионетки из картона, которыми мы сами управляли. Это изменение, обусловленное кризисом, много внесло в произведение. Возможно, сейчас наступит расцвет различных цифровых форматов в создании и презентации искусства. На данный момент возникло много международных программ онлайн-скрининга видеоарта: мои видеоработы также будут показаны в ближайшее время на мероприятиях нескольких зарубежных институций.
Если же говорить о содержании, то на данный момент я ещё не заметила непосредственного влияния (корона)кризиса на творчество художников. Я знаю, что не хочу сама стать художником, который с первым самолётом бросится на исследовательскую работу за границу. Я пытаюсь найти альтернативные решения. Для своего нового проекта я уже нашла человека, который так или иначе летает по нужному маршруту. Это очень начитанный профессор романских языков Тартуского университета, и я жду с интересом, что получится из нашего сотрудничества. Для меня очень важно, чтобы из творчества не пропадал игровой момент: именно в нём много потенциала.
Эстонская версия интервью была сделана для культурного еженедельника «Sirp»:
Brigita Reinert, Elnara Taidre, Ikka kohal. – Sirp, 14.08.2020, https://www.sirp.ee/s1-artiklid/c6-kunst/ikka-kohal/.
