Лирическое исследование
Разговор с латвийской художницей Викой Экстой
Летом этого года Вика Экста запустила два интересных проекта – выставку «Zvaigznīte», которую можно до 30 июля посмотреть в галерее Alma в рамках «Рижской биеннале фотографии – NEXT 2021», и продолжение проекта «Velnezers», которое с 10 июля по 15 августа можно будет увидеть на Цесисском фестивале искусств – в совместной экспозиции восьми художников «Подлететь ближе к солнцу». Оба проекта уникальны и благодаря выбранным художницей объектам исследования. Я не боюсь использовать слово «исследование» применительно к обеим выставкам, потому что этот подход действительно присутствует в работах Вики Эксты – причём без чётких и однозначных ответов. Экста изучает предметы своего интереса не бесстрастно и отчуждённо, а глубоко субъективно и интуитивно. Как она сама говорит – лирически. Объекты исследования всегда находятся где-то рядом с художницей, и зачастую они «закутываются» в её видение, а не демистифицируются или деконструируются. И в двух последних проектах также появляются два таких «предмета интереса», которые стали даже своего рода навязчивой идеей, – лошадь по имени Звайгзните (Звёздочка) и Велнэзерс (озеро Черток). Два объекта физически расположены близко друг к другу – Звайгзните живёт в посёлке Гравери, а Велнэзерс находится всего в нескольких километрах оттуда.
Лошадь на фотографиях Вики Эксты действительно превращается в образ. Так же и озеро и его окрестности в её пейзажах становятся живой мыслящей единицей, которая создаёт чуть ли не психоделические формы и композиции. Дерево, упавшее в Велнэзерс, и его гибкие, паучьи ветви похожи на галлюцинацию, вызванную мыслящим океаном, которую можно наблюдать с космической станции на орбите планеты Солярис. Работы Вики Эксты пробуждают желание придать природе и ландшафтам человеческие качества и описать их такими терминами, как «грустный», «хитрый», «добрый» или «злой». Её подход воплощает в себе желание художников-романтиков XIX века увековечить увиденное, создав совершенно новую реальность, насыщенную эмоциями, ассоциациями и образами.
Это подводит к мысли о том, что невозможно абстрагироваться и от эзотерического фона, который сложился вокруг Велнэзерса с ходом времени. Чёртово озеро, так же как и лес и его окрестности, играет свою роль в общей драматургии произведения, которая похожа на тропу через тёмную незнакомую чащу. Зритель должен позволить себя вести – через призрачный лес, который на первый взгляд кажется таким невинным, – к самому озеру.
Этим летом ты реализовала два достаточно крупных, значимых проекта.
Выходит, что так.
Абсолютно прямой вопрос в начале разговора – что привело тебя к Звайгзните? Что тебя заинтересовало в этой лошади и почему ты посвятила этому животному целую выставку?
Значит, ответить по-честному?
Да.
Честно. Примерно под Новый год я фотографировала на озере Велнэзерс, а потом вспомнила, что в тех местах существует легенда о лошадях – что там появляются чёрные лошади… Подумала, что мне стоит отвезти лошадь к озеру и сфотографировать. Я знала одного человека, жившего неподалёку от озера, у которого была лошадь. Я рассказал свою идею Астриде Риньке, директору галереи Alma, и в ходе разговора у нас возникла идея посвятить всю выставку лошади. Мы решили поэкспериментировать – я могла бы попробовать просто поработать с лошадью, поснимать её. В начале года я поехала в деревню. Сначала я пошла в конюшню «Клаюми», которая тоже находится в Краславском районе. Её владельцы согласились работать со мной и позволили мне провести с ними несколько часов, фотографируя лошадей. В конюшне были очень ухоженные породистые лошади. Только кобылы – и хорошо обученные. Их задействуют в верховой езде и других развлечениях.
Фрагмент экспозиции «Zvaigznīte» в галерее Alma. 2021
В скачках?
Про скачки я не знаю. Но они обучены общению с людьми. Это главное. Я посвятила им несколько фотоплёнок. В тот же день у меня была возможность поехать в другое место, потому что мы договорились, что я смогу также сфотографировать лошадь коллеги своего отца. Он единственный человек в «Гравери», у которого всё еще есть лошадь, и её зовут Звайгзните. Недалеко оттуда живёт одна цыганская семья, у которой тоже есть лошадь. Мы договорились и с ними о фотосессии, но потом выяснилось, что у них Covid-19, и тогда план отменили. Потом я поехала и познакомилась со Звайгзните и её хозяйкой. Я абсолютно в неё влюбилась. У неё была зимняя шерсть, очень красивая. Это выглядело очень по-особому. Звайгзните довольно крупная, но на снимках она может выглядеть крохотной как пони. Это из-за зимней шерсти. Мы пошли в поле за гаражом, чтобы просто вывести её и чтобы я смогла там её сфотографировать. Она не особо обрадовалась всему этому, и в течение получаса мы были, ну, в общем… Конюшенные кони хоть как-то слушались, а Звёздочке было наплевать. Я попыталась быстро сфотографировать её, чтобы зафиксировать некоторые детали. Затем в какой-то момент она смылась. Просто вырвалась из рук хозяина и ускакала.
Фрагмент экспозиции «Zvaigznīte» в галерее Alma. 2021
И ваша фотосессия провалилась?
Нет, не провалилась! Ведь, в отличие от тех лошадей, которых держат зимой в хорошо оборудованных конюшнях и поэтому они могут проводить день на улице, Звайгзните живёт в обычном хлеву, и зимой её редко выпускают. Только если есть необходимость куда-то ехать.
Почему так?
Ну, так она не мерзнет! Потому что у её хозяев нет отопления в хлеву. Поэтому, когда она вышла, для неё это тоже был классный опыт, целое приключение, потому что зимой она обычно живёт без дела. Она много времени проводит в помещении.
Как это делало и большинство людей прошлой зимой.
Что ж, она действительно сидела на полном локдауне. Как объяснил мне владелец Звайгзните, лошадям не рекомендуется находиться в таком состоянии. Им нужно чем-то заниматься. Им нужно двигаться, потому что иначе они начинают нервничать.
Как и люди.
Да, становятся несчастными, подавленными. Действительно – очень похоже. И тогда я подумала – бац, это было так интересно, хоть вроде затея и провалилось. Ничего вроде не произошло, процесс пошёл не по плану. После этого я проявила снимки, посмотрела на них, показала Астриде, и сразу стало ясно, что делать дальше. Одна вещь, которая мне показалась интересной во всём этом, – это то, что до сих пор существуют рабочие лошади, которые, по сути, стали своего рода непрактичным инструментом. За исключением тех случаев, когда у людей действительно нет денег на покупку современной сельхозтехники. Но это был не тот случай. Хозяин сказал, что у него есть эта лошадь, потому что раньше у него тоже была лошадь, которую он вырастил и прожил с ней почти 30 лет. Когда лошадь умерла, он понял, что не может жить без лошади. Что он должен купить новую. Нужна ему лошадь, и всё тут! И тогда он купил Звайгзните. Ей было уже лет семь-восемь. В каком-то смысле она – его домашний питомец.
В принципе, животное превратилось из функционального инструмента в одомашненное существо.
Да, лошадь теперь больше похожа на домашнее животное. Потому что, например, владельцы упомянутой мною конюшни занимаются этим как бизнесом. Я всё чаще вижу в социальных сетях фотографии людей, которые посещают конюшни и проводят там время. Сейчас это модно. Такое дорогое развлечение.
Лошади всегда были популярным увлечением в финансово благополучных кругах.
Ну, в прошлом скачки были очень распространённым явлением. Но я, если честно, за всем этим особо не слежу. Я просто поняла, что Звайгзните живёт совсем не так, как те лошади, которых держат ради бизнеса. Я хотела провести с ней время. Посмотреть и подумать, как всё это сложилось. Ведь необходимость задействовать лошадь в сельском хозяйстве ещё совсем недавно была совершенно насущной. Мы сажали картофель при помощи лошади, потому что у нас не было трактора, когда я была ребёнком. Делили нашего коня для работы с соседями. Мне приходилось водить его четыре километра туда и обратно, а ещё помогать сажать картошку. Это было около 25 лет назад. В то время лошадь всё ещё была очень полезна и была хорошим помощником, но сейчас люди в основном используют технику. И оказывается, что они больше не зависят от этого живого существа. Статус лошади изменился.
Его переопределили?
Да. А потом было так, что я иногда ездила к Звайгзните. Например, мы на ней катались на санях, когда хозяева ехали в баню. Я также просто проводила время там, где она была привязана. Я пытался увековечить её и исследовать это существо, установив с ним некоторую связь.
Ты только что использовала слово «исследовать». Мне кажется, что многие художники опрометчиво называют свои проекты исследовательскими. Однако в твоём случае это определение можно смело применять к нескольким проектам. В том числе и к твоей предыдущей выставке «P» в галерее Alma. И к «Velnezers» тоже. Присутствуют ли исследования и в этом проекте?
Я не знаю, что ты понимаешь под исследованиями.
Я не говорю о точных исследованиях, когда данные заносятся в таблицы и делаются выводы. Но о чём-то вроде наблюдения, выводов, размышлений.
Я бы назвала это лирическим исследованием.
«Velnezers». Работа, выставленная на фестивале искусств «Цесис 2021», состоит из 126 изображений в авторской технике, размеры – 175 x 450 см
Лирическим?
Да, очень субъективным. Так это можно было бы назвать. В моей работе исследования чередуются с размышлениями над конкретными проблемами или явлениями и желанием изучить их нюансы. Например, как меняется шерсть лошади, какая у неё форма ног и т.д.
Но тебе же не стыдно за слово «исследование»? Ты же согласна, что исследование действительно присутствует в твоих проектах?
Надеюсь, что это так. В Латвийской Академии художеств был такой предмет «Искусство и исследования». Может быть, это как-то повлияло на меня.
Как родилась идея создания для этого проекта цветной фотографии в аналоговой технике?
Для большинства людей, работающих сейчас с аналоговыми камерами, подход состоит в том, чтобы снимать всё на пленку, сканировать снятое и потом обрабатывать в фотошопе. Особенно это актуально при работе с цветными изображениями, потому что с чёрно-белыми немного проще работать – сразу сканируй и потом тебе всё распечатают. Поскольку я подала заявку на резиденцию в усадьбе «Руцка» и была туда принята, у меня была возможность поработать в довольно хорошо оборудованной фотолаборатории. Хотелось попробовать цветную печать. Это моё очень давнее желание. Но процесс не так-то просто реализовать, если у вас под рукой нет аппарата для цветной печати, в который надо заливать химию, благодаря которой всё происходит. Цветная бумага очень светочувствительна. Это означает, что придётся работать в полной темноте, у тебя не может быть даже красного света. Тебе надо уметь ориентироваться в полной темноте. Как только свет где-то просочится, бумага станет фиолетовой. Так было и в моем случае. Фотографии несколько раз просто были испорчены. Химия, с которой приходится работать в этом процессе, довольно ядовита. Надо носить маску, которая через несколько часов начинает давить на лицо. Я могу показать тебе снимок. Я была похожа на тех, кто работал в больничных отделениях Covid-19. На носу образовался стойкий синяк, который я всё время покрывала кремом. Вот такие аспекты. И для этой химии надо поддерживать постоянную температуру около 35 градусов. Это означает, что воду надо постоянно нагревать и подливать в нижнюю ванночку. Много возни. Другой уровень – научиться фильтровать цвета, потому что есть три цветофильтра. Надо понимать, какой цвет каждый раз проявится.
Вика Экста – до и после работы в фотолаборатории
Но тебе же и хотелось именно так повозиться?
Я хотела изучить этот процесс.
Чтобы развить свои технические навыки?
Не только. Одно дело – развитие технических навыков. Другое – когда ты печатаешь изображение и создаёшь его самостоятельно, ты замечаешь намного больше нюансов. По крайней мере, так это бывает со мной. Конечно, можно сделать то же самое на компьютере, но тут совершенно другой способ создания изображения. И результаты очень отличаются от того, что получится, если просто подготовить файлы и отправить их на печать.
А в чём так конкретно разница – если объяснять тем, кто не совсем в курсе?
Во-первых, я по-другому смотрю на материал. То есть отличается и то, что я замечаю, и то, что я для себя выделяю. Это означает, что и сама работа будет совершенно другой – сами отобранные изображения. Детали. С файлами я бы менее углублялась в снимки. Если ты работаешь с лупой и распечатываешь, ты глубже погружаешься в детали. Больше замечаешь. По крайней мере, я так думаю.
Ты говоришь, к примеру, про цвет, или про контрасты, или о кадре?
Речь идёт о самом кадре. О том, что в нём содержится и как это выглядит. Как выглядит финальное изображение. О цвете отдельная история, потому что у меня довольно много изображений с неестественными цветами. Это, скажем, отчётливо пурпурный или слегка желтоватый. Что-то такое. Почему? Я понимаю, как получить «правильный» цвет, но какой в этом смысл, если точный натуралистичный цвет можно легко получить в цифровой печати?
Глядя на эти фото, иногда кажется, что многие из них появились по счастливой случайности, но оказывается, что там всё очень продуманно?
Случайности были вначале, всё менялось по ходу дела. Прошлой зимой у меня получалось время от времени отводить выходные на работу в лаборатории, постепенно осознавая, какие случайности мне нравятся, а какие нет.
Ты, кажется, вообще отдаёшь предпочтение аналоговой фотографии, не так ли?
Не всегда. У меня ещё был проект с анимированными гифками.
Вика Экста. Ныряльщик. Из серии «Velnezers»
Но по большей части ты работаешь со статичным кадром.
Это связано с тем, как я вообще начала фотографировать. Я училась у Андрейса Грантса, снимала на плёнку, и первые четыре года фотографировал именно так. Через некоторое время я выиграла в конкурсе цифровую камеру, а затем начала больше экспериментировать с цифровой фотографией. Но и когда я работала в цифровом формате, мой образ визуального мышления был ближе к аналоговому, и это не потому, что тот или иной способ лучше. Это просто связано с моим обучением.
И влияние Грантса на тебя всё ещё чувствуется, не так ли? Он для тебя авторитет.
Я обязательно прислушаюсь к его мнению, конечно. Не знаю, насколько это на меня повлияет, потому что, хоть я и ценю его мнение, я не собираюсь копировать, делая всё так, как он. Или разрабатывать аналогичный стиль, как это иногда случается.
Но я хочу ещё рассказать о кадре, который воспроизводится в линии «Zvaigznīte». Произошло это в первую, как будто неудачную фотосессию. Было такое нервное ощущение, пришлось срочно менять пленку, и я как-то, видимо, не отмотала её как следует, и кадр немного засветился. Поэтому Звайгзните выглядит так, будто позирует лирично и спокойно. На самом деле она очень нервничала, всё время хотела куда-то поскакать, но я старалась как можно быстрее фотографировать, не тратя много времени на компоновку снимков. Это было просто нереально; в один момент она здесь, в следующий – там. Пришлось просто «нажимать» на скорости. И потом уже смотреть. В основном я работала очень быстро, и это именно то, о чём писал Ричард Аведон. Иногда лучшие вещи происходят именно в то время, когда вы не думаете о композиции. В этой конкретной ситуации у меня не было времени долго думать. Просто бери и делай. Именно так и получился этот кадр. И эта засветка оказалась именно там, где нужно. Так совпало. Этот кадр воспроизводится от светлого к тёмному, после чего засветка выделяется ещё резче. Видно, что то место на плёнке, куда попал свет, никогда не станет полностью чёрным. Так что тут не только лошадь, но и вопрос засветки, вопрос структуры изображения.
И прямо в этом кадре.
Да, это была суперудача. Ведь есть люди, которые пытаются специально засветить кадры. Меня это точно не интересует. Просто так сложилось.
Обращаясь ко второму проекту – мне кажется, что в нём очень ярко выражено присутствие твоего мышления, потому что ты в нём фотографируешь природу, и что бы ты ни делала, это всё равно более статичный объект. Может быть, это не то слово…
Не всё время в активном движении, это точно.
Это что-то, на что ты действительно можешь потратить время, углубляясь, компонуя правильный снимок, находя нужное место, выделяя отдельные детали, и ничто этому особо не мешает. Это, выходит, по сути, как бы противоположный проект, так ведь?
Теоретически – да, но практически – нет. Я провела много времени у Велнэзерса. Вокруг озера есть тропинка. Я знаю, какое дерево упало в тот или иной момент. Такие вещи начинаешь замечать, когда ты там провёл немало времени. Ты создаёшь свою идеальную композицию, но многое зависит от постоянно меняющегося света. Если ты думаешь слишком долго, солнце переместится в другое место.
Сфотографированного там материала у меня действительно много.
Не потому ли возникло желание сделать издание? Или как одна из причин.
Да, и ещё одно – думаю, это озеро того заслуживает. Часто я хожу туда и наблюдаю за своими ощущениями – в какой момент мне хочется нажать кнопку. Это больше похоже на…
Медитативный процесс?
Да, к сожалению или к счастью. Мне не нравится это слово.
Тогда это такой неторопливый процесс, верно?
Неторопливый? Конечно, нужно впасть в такое неторопливое состояние ума, иначе ничего не произойдет.
И на это нужно уметь уделить достаточно времени.
Да, но времени всегда мало. Да, надо уметь, но это всё теоретически. Практически – надо время от времени съездить, сходить туда и успокоиться, а уже потом начинать что-то делать. Так и есть, да. Это важно. На этом последнем этапе я больше не фотографировала людей, потому что поняла, что все, кто туда приезжает, меня не очень-то интересуют. Я хочу больше сосредоточиться на природе. Недавно я заинтересовалась Анселем Адамсом (Ansel Adams), посмотрела много разных видео о нём. Я считаю его очень впечатляющим художником. Есть художники-концептуалисты, которые больше работают с идеями, а есть те, кто основывает свою работу на исследованиях, когда сам исследовательский процесс важнее результата. Однако я думаю, что также очень важно приобрести глубокие технические навыки.
Но одно не исключает другого, не так ли?
Одно не исключает другого. Лучше обладать и тем, и другим, но часто художник всё же больше склоняется либо к техническому исполнению, либо к философским размышлениям. Я хочу быть где-то посередине.
Но ты уже посередине. У тебя есть, например, аналоговый метод, который ты сочетаешь, как ты сама сказала, с лирическим исследованием.
Да, с лирическим исследованием. И тому подобным. Я приезжаю, чтобы посмотреть, не упали ли какие-нибудь новые деревья и не изменилось ли что-то ещё. Чтобы узнать, на какую сторону озера мне стоит отправиться, я иногда куда-то залезаю повыше.
Но почему? Почему именно это озеро заслуживает такого внимания? Потому что оно было с тобой всю твою жизнь или потому, что, по твоему мнению, у него особый характер, который отличает его от других озер в Латвии? Тут какая-то мифологическая подоплёка?
Я бывала там ребёнком, отмечала там своё 18-летие. Мне там нравится. Я наблюдаю, как этот объект становился всё более и более переполненным туристами. Это произошло при моей жизни. Когда я была помоложе, Велнэзерс никого особо не интересовал. Никаких знаков или лестниц не было. Всё было по-простому. Люди знали, иногда ездили туда жарить шашлык. Но особого интереса к этому не было.
Мне кажется, это неподходящее место для шашлыка. Я испытываю некоторую боязнь перед этим озером.
Сейчас это запрещено. Я говорю о старых временах. На данный момент это заповедник, и это правильно. Однако поток людей, которые сейчас сюда прибывают, также наносит ущерб экосистеме озера. Понятно – какие-то окурки всё время выбрасывают. Я нырнула туда однажды и выудила ещё полную бутылку вина.
И что ты с ним сделала?
Выпила. Посмотрела в интернете – бутылка стоила 14 евро, так что неплохое.
Может быть, Велнэзерс действительно какое-то мыслящее существо, которое дарит тебе подарки.
Я не знаю. Но оно определённо отличается своей особенной тишиной и глубиной. В Латгалии много озёр, но там другая атмосфера.
Вика Экста. Утро ноября. Из серии «Velnezers»
Атмосфера – очень коварное слово. Как слово «чувство», правда? И поэтому в рамках разговора хочется расшифровать, что это именно за атмосфера? Как-то деконструировать.
Я как раз не хочу деконструировать это чувство. Я, возможно, не могу полностью деконструировать его для себя, потому что существуют различные мистические версии того, что там могло бы быть. Говорят, например, что там упал метеорит. Последнее, что я слышала от гида, это то, что там есть ворота в Шамбалу и что в тех местах одна женщина была в трансе три дня подряд. Но я не буду вдаваться в эти подробности. На мой взгляд, все эти истории про озеро звучат очень по-постмодернистски, потому что фольклор смешивается там с популярной культурой, эзотерикой и городскими легендами.
Вместо этого ты хочешь наблюдать, изучать, а не делать окончательные выводы, верно?
Я хочу наблюдать за изменением этой экосистемы. Наблюдать, как я там себя чувствую, и не говорить сразу, что то или это значит то или то. Я не хочу связывать свой опыт с какими-то новыми, деконструирующими, а фактически мифологизирующими версиями. Я лучше послушаю, что говорят другие.
Но как ты объясняешь себе то, что это озеро так долго привлекало твоё внимание?
Я это себе просто не объясняю, я не знаю.
Тебе просто не надоедает.
Но есть и важные практические аспекты – это недалеко от дома моих родителей. Так что мне не сложно туда сходить.
Можно сказать, что это твой самый продолжительный и масштабный проект на сегодняшний день.
Так выходит. Здесь важно делать что-то регулярно. Не каждый день, но с некоторым временным интервалом. Лучше иметь возможность наблюдать, как всё меняется в долгосрочной перспективе. Многие фотографы едут в другие страны, чтобы сделать снимки. Пытаются проникнуть в труднодоступные места. Меня это совсем не интересует. Мне нравится то, до чего я могу добраться, и мне нравится смотреть на то, что вроде бы мне уже знакомо.
Это может отнести к большей части твоих проектов.
Это относится почти ко всему, что я сделала.
Нет такого, что ты предпочитаешь, скажем, сидеть и думать о каком-то экзотическом месте.
Экзотика как тема для создания произведений искусства меня не особо интересует. Мне было бы интересно просто съездить в Афины и посмотреть, как там, расслабиться.
Создание искусства для тебя вытекает из того, с чем именно ты проводишь время, что в тебя впитывается, наслаивается, а не из того, что ты наблюдаешь со стороны, верно?
Необходимо что-то конкретное, знакомое.
Мне кажется, что мой подход никогда не был излишне концептуален, что мне всегда было важно получить интересный образ. Иногда мне говорят, что я сделала очень концептуальную работу, и я думаю: «О, хорошо, хорошо». Дело в том, что вы начинаете что-то делать, создаёте какой-то материал, а уже потом начинаете думать. А не так, что вы сначала придумываете, а потом создаёте. В большинстве случаев у меня происходит иначе. В большинстве случаев я что-то делаю, а потом оглядываюсь назад и придумываю, как это лучше сформулировать.
Значит, у тебя форма предшествует концепции?
Может быть, не вся форма, но её основа – точно. После этого начинается концептуализация. Потому что, честно говоря, если слишком сильно жать на то, чтобы сначала разработать концепцию, можно остановиться в какой-то момент и вообще ничего не сделать. Это особенно опасно для студентов, потому что тогда они попадают в тупик и не осваивают какие-то вещи.
Это как ловушка, которая даже не позволяет добраться до визуальности.
Потому что даже невозможно начать что-то делать, это ужасно опасно.
А что насчёт студентов? Ты это видишь и в них?
С молодёжью вообще всё иначе. Они просто хотят что-то делать. Немного похоже на меня – и я хочу что-то сделать. Есть вещи, которые нельзя придумать умом. Есть вещи, которые нужно делать вручную, чтобы научиться задействовать другие органы чувств. Лучше всего совмещать действия с мышлением.
Какие у тебя планы на будущее?
Разобраться с этими проектами. Но я не думаю далеко вперёд, потому что у меня нет на это времени. Сразу начинают происходить другие вещи, приобретается другой опыт.