«Нео» в живописной матрице
Серия выставок «Неоинфантилизм»: галерея «Люда», 5 марта – 4 апреля; «ДК Громов», 5 марта – 1 мая; Name Gallery, 5 марта – 5 мая, 2020
Разговоры о «неоинфантилизме» взбудоражили небольшое петербургское художественное сообщество примерно месяц назад – Пётр Белый умеет всех увлечь своими идеями, и лучшим доказательством служит основанная ещё в 2008 году галерея «Люда», продолжающая успешно существовать в сменяющихся версиях. Когда 5 марта с разницей в час в трёх местах открылись подготовленные кураторской командой из четырёх человек выставки, сразу стало понятно, что пущенному им слову не суждена долгая жизнь: помимо давно вышедшего из моды префикса «нео-» в 2020-м трудно повторить судьбу термина «новые скучные», изобретённого критиком Валентином Дьяконовым в 2010 году и обозначившего важные процессы в искусстве прошедшего десятилетия. Конечно, инициатор «Неоинфантилизма» станет утверждать, что угадал с эстетическим и общественным запросом, однако концептуализация апостериори кажется сомнительной. При этом неудача теоретической подоплёки сыграла на пользу всем экспозициям: получился мощный показ искусства из двух столиц, какого как раз не хватало в Петербурге, – модного, яркого, экстравертного, но далеко не простого. 16 молодых художников, пересекающихся не по одному разу на трёх площадках – москвичей и петербуржцев здесь почти поровну, – вместе образовали ту критическую массу художественного материала, что дала взрывной эффект. В Name Gallery живопись в соседстве с мелкой пластикой приобрела прикладную интонацию, выставка в «ДК Громов» стала почти музейной, а галерея «Люда» в центре всего этого движения несёт отчётливые клубные черты.
Галерея «Люда», вид экспозиции. Фото: Михаил Григорьев
В экспозиции, сделанной начинающим куратором Анастасией Скворцовой, приём «маленькая скульптура перед картиной» назойливо повторяется из раза в раз, низводя до декоративного уровня общее впечатление от искусства, и вместо инфантилизма в пространстве Name Gallery разлит дух бидермайера. Холсты и керамика поданы одинаково нивелировано, так что объекты задают общий для всей выставки способ понимания формы. Этот паттерн формообразования, появившийся ещё в классическом сюрреализме, – монструозность: именно так устроены, буквально слеплены работы Олеси Лавриненко из московского ИПСИ или Елены Ишо из петербургской Академии имени Штиглица.
«ДК Громов». Работы Егора Федоричева. Фото: Леонид Цхэ
В пространстве «ДК Громов», плохо приспособленном для выставок, художник Александр Дашевский в роли куратора сделал внушительную экспозицию, выстроив в зале белые стенды для развески работ самого большого формата, какие написали Леонид Цхэ и Егор Федоричев. В этой части проекта заняты исключительно живописцы – из восьми человек всего трое петербуржцев, – и в их исполнении общий кураторский сюжет «Неоинфантилизма» не выглядит ни очевидным, ни убедительным. В чём причины? Прежде всего, занимаясь живописью, трудно избежать той определённости и даже тоталитарности большой формы, несущей нарратив, который противоположен инфантильной робости и изгоняет любые полунамёки. Московские художники сопротивляются ситуации, поэтому в их искусстве совершенно отсутствует «картинность», в то время как это живописное свойство у петербуржцев едва ли не в любой работе. Скажем, тонкость цвета у Димы Королёва a.k.a. «самуилл маршак» прямо указывает на Анри Матисса и Павла Кузнецова – холсты окончившего Академию художеств автора способны и предназначены поддерживать с искусством прошлого достойный диалог. Композиции Евгения Музалевского, ученика курса Сергея Браткова в Школе Родченко, ничем по сути не отличаются от его рисунков или акварелей на альбомных листах, и сам он – такой школьник с задней парты, увлечённо рисующий в тетради и не обращающий внимания на уроки.
«ДК Громов». Работы Олега Устинова (слева) и Леонида Цхэ. Фото: Леонид Цхэ
Авторские приоритеты и отдельные черты проясняются в ответах на вопросы, заданные Дашевским участникам выставки, – они помещены рядом с работами. Становится понятно, что живопись сейчас – единственная творческая практика, не связанная с повсеместным уравнительством «левого» толка. Наоборот, через неё утверждается, казалось бы, старомодная «правая» природа искусства и реабилитируется романтический словарь. «Кто-то сидит на плече и говорит, как делать, и ты делаешь и стараешься вопросов ему не задавать», – признаётся Егор Федоричев. При этом художники не отрицают неизбежного появления в работах актуальных смыслов и собственной политической вовлечённости. Создаваемое ими искусство, вызванное разными причинами, но остающееся реакцией на окружающий мир, лишено расслабленной политкорректной нейтральности – оно энергичное, страстное, резкое. Новый инфантилизм для них – это о главенстве чувств.
«ДК Громов». Работы Егора Федоричева. Фото: Леонид Цхэ
Одно из свойств инфантилизма – желание перепробовать всё: всякий инфантил неопытен, быстр, непостоянен. Если весь проект Петра Белого – это коллективный портрет молодых художественных сил в начале нового десятилетия, то выставка в «ДК Громов» оказывается историей о художническом выборе и осознанной приверженности к одному медиуму – живописному. В столице почти одновременно с «Неоинфантилизмом» открылась «Живопись минус» в ЦТИ «Фабрика», придуманная Маратом Гельманом. «Речь идёт сегодня об очень чувственном, выразительном, образном визуальном языке, этот парадокс и определяет успех новой живописи сегодня», – отмечает Евгения Кикодзе в кураторском тексте к выставке, которая представляет противоположную петербургской тенденцию: здесь собраны художники, занятые умалением репрезентативности.
Галерея «Люда», вид экспозиции. Фото: Михаил Григорьев
Три экспозиции делают видимым хорошо известное различие петербургской и московской традиций, и «Неоинфантилизм» способен запустить очередной этап вечного соревнования искусства городов. Петербуржцы сильнее в сфере классики, они производят культурную живопись как будто сразу для музея, но смелость, масштаб и отвязанность остаются за москвичами. Обилие различных художественных школ в Москве не только привело к тому, что можно числиться в них «вечным студентом», но сыграло важную роль: художники сразу и уверенно демонстрируют любые свои работы, никогда не делая поправку на ученичество. В Петербурге молодой деятель арт-сцены постоянно стремится прикрыться студенческим статусом. Даже лихие участники группы «Север-7», с которой были связаны надежды последних пяти лет, в возрасте «сильно за тридцать» продолжают твердить о травме, нанесённой им академическим образованием. Не удивительно, что к проекту Белого из них примкнул только Леонид Цхэ – распрощавшись не по своей воле с преподаванием в Академии художеств, он всё чаще появляется с мастер-классами по рисунку у Браткова в Школе Родченко. Вероятно, нынешняя Москва способна с лёгкостью победить Петербург на естественном для него живописном поле, но столичные художники как типичные «неоинфантилы» не держатся за единственный медиум и живут интермедиальностью. Хочется надеяться, что совместные усилия петербургских кураторов, художников и арт-критиков вокруг «Неоинфантилизма» наконец приведут к формированию в городе новой школы и художественного движения с лидерами и ярко выраженным лицом.
