Аппликация застоя
В московской резиденции «Рихтер» новый выставочный сезон открыла экспозиция Яна Гинзбурга «Что же делает наши вчерашние заводы такими экзотическими, такими привлекательными?»
В социальных сетях кипят страсти по поводу выставки «Не навсегда» в Третьяковской галерее. Она посвящена эпохе застоя. Понятно, что элементарная бинарная модель с делением искусства на официальное и неофициальное сегодня недостаточна. Но и общий недифференцированный поток изопродукции МОСХа и лианозовцев вкупе с московским концептуализмом мало что объясняет. Возможное решение – коллаж пространства в соответствии с определённой режиссёрской волей.
Маленькой версией подобной темы коллажирования истории стала экспозиция в «Рихтере» (куратор Николай Палажченко). «Рихтер» – это гибридная среда, включающая в себя отель, ресторан, галерею современного искусства, печатную мастерскую, радиостудию… Тоже своего рода коллаж. Любопытно: коллаж сигналит о новой мультимедийной природе современного искусства, разрушении диктата традиционных границ восприятия. Однако он же превращает конвейер жизни, её реальное движение в симулятивное подобие, витринно-выставочную форму, очень комплиментарную нынешним лофтам и прочим гибридным местам креативной клиентуры.
В социальной творческой пластике коллаж – отличная эмблема эпохи застоя, в которой движение имитируется, сложные проблемы инсталлируются как декоративный орнамент, а позиция художника маскируется за хороводом вырезок-аппликаций-цитат. Вольно или невольно Ян Гинзбург предложил отличную альтернативу тому, как показывать безвременье, застой в жизни и искусстве. Это коллажи, представляющие цепную реакцию оцепенения.
Фото: Сергей Хачатуров
В союзники Гинзбург выбрал себе Ричарда Гамильтона, лидера лондонской «Независимой группы» 1950-х. Напомним, что «Независимая группа» включала в себя архитекторов, дизайнеров и критиков. Она дала жизнь европейской версии поп-арта. Совмещая всё со всем (рекламу, открытки, промышленный трэш, музейное искусство), Гамильтон и Ко делали коллажи по принципу bunk (чушь). Таким образом улавливали время в его бескачественном траченном потребительском модусе. Известен знаменитый коллаж Ричарда Гамильтона 1956 года «Так что же делает наши дома такими особенными, такими привлекательными». На нём в духе bunk пародируется иллюзия потребительского комфорта и защищённости жизни в милых лофтах и апартаментах капиталистического спектакля. К этому коллажу Гамильтона явно отсылает название выставки и одна из работ Яна Гинзбурга.
Ян Гинзбург. Фото: Сергей Хачатуров
Залы особняка «Рихтер» созданы до революции в неоклассическом стиле. Апартаменты, в которых развернулась выставка, похожи на шкатулку с лепным орнаментом. По периметру на стенах висят пять коллажей. Смотреть их можно в любой последовательности. В них по примеру Гамильтона радикально смикшированы художественные и нехудожественные образы, визуальный мусор и репродукции арт-объектов. Каталог неких пазлов и эмблем раздвигает пространство и комнаты гостиницы, и интерпретации. Орнаментальные глитчи активно оплетают, опутывают поверхности. Посетитель буквально оказывается в силках. Коллажи в данном случае вызывает реакцию оцепенения. На одном, например, промзоны второго модернизма с ракетными лабораториями проросли кактусами. Среди цехов гуляют динозавры и ездят мутанты. Советским олимпийцем бежит пенсионер, похожий на Эйнштейна. Трудно придумать лучше эмблему нашей эпохи антропоцена. А ведь эта эпоха и есть оцепенение, застойная реакция при внешней бурной деятельности цивилизации перед лицом катастрофических проблем экосистемы.
Другой коллаж называется «Меблированная комната для самоубийцы». Артефакты и портреты культовых героев выстраивают перспективу рамочных конструкций, маркирующих пустоту. Надо сказать, что все коллажи лишены авторского присутствия самого Яна Гинзбурга. Он вырезает по силуэту картинки из разных изданий и наклеивает на найденные им объекты. Фоном могут быть графические эскизы или рекламные дизайнерские модули. Оттого создаётся ещё один прецедент оцепенения: мы в растерянности, что перед нами – новое искусство или подлинный выцветший, стёршийся артефакт эпохи Гамильтона, его собственный коллаж?
Образ свёрнутого в коллаже времени, своего рода безвременье вполне синонимичен теме «застоя». Смыслы умаляются перед чистой орнаментальностью, в которой поверхность, фактура, начертательность, ритм оказываются куда важнее критического/иронического высказывания в духе московских концептуалистов. И эта горизонталь орнаментальной цепи фантомных мутантов отлично проблематизирует само место и время создания выставки: консюмеризм внутри авторитарного капитализма.
Фото: Сергей Хачатуров
Визитной карточкой может служить портрет министра культуры эпохи застоя Фурцевой, чей рот заткнут «карантинной маской» – номером газеты «Вечерняя Москва», а на голове красуется «корона Нефертити» – музей Соломона Гуггенхайма в Нью-Йорке.
