Евгений Гранильщиков: ничто не потеряно
Елизавета Боровикова
04/04/2014
Кажется, что для художника Евгения Гранильщикова не существует границ реального времени: едва окончив Школу Родченко, он в том же 2013 году получил Премию Кандинского, в лонг-лист которой попадал ещё за год до этого. Выйдя на сцену, он сказал тогда: «От волнения я забыл все слова, но я их все равно не готовил, так что вы ничего не потеряли». С тех пор Евгений успел поучаствовать во многих выставочных проектах, а зимой в престижном московском «Манеже» прошла его персональная выставка «Что-то будет потеряно». На сегодняшний день он является одним из самых перспективных и успешных молодых московских художников в области видеоарта. Гранильщиков – из тех, кто относится к своему творчеству одновременно как к основной профессии, образу и смыслу жизни. В то же время он отнюдь не витает в облаках и создает очень актуальные и злободневные работы, остро реагируя на современный контекст. В своём интервью Arterritory Евгений рассказал о своих прошлых проектах и о том, что ему предстоит сделать в ближайшем будущем.
ОБ ОБРАЗОВАНИИ ОБЯЗАТЕЛЬНОМ И ДОБРОВОЛЬНОМ
Выбора профессии у меня особого не было, как у человека, который ничего, помимо искусства, делать не хочет. Я уверен, что художники умеют всё, просто чем-то не хотят заниматься. Но стал я художником довольно случайно. Сначала я думал о профессии архитектора. Мне повезло, и в МАРХИ я не поступил, благодаря чему получил другую профессию – мультипликатора. Затем я увлёкся фотографией, учился на журналиста и позже попал в Школу Родченко. Уже на первом курсе я понял, что не хочу заниматься только фотографией, возможно, даже совсем не хочу ей заниматься. И поскольку к тому моменту у меня был некоторый опыт в анимации, я перешёл на видео. На данный момент у меня есть три диплома, но я постоянно занимаюсь самообразованием. Образование, которое я получил, стало хорошей базой для того, чтобы заниматься искусством. Например, в семнадцать лет я учился классической музыке и звукозаписи, а сейчас эти навыки неожиданно оказались необходимыми.
О ПОЛИТИКЕ И ГУСТАВЕ КУРБЕ
Я понимаю определение «политический» довольно широко, искусство, несомненно, – это политическое занятие. Не обязательно говорить в своих фильмах о политике прямо. Но художник изначально является фигурой публичной, таким медийным персонажем, который постоянно оперирует смыслами, доставая одни из них и погружая другие во тьму времени. К примеру, если я сейчас начну снимать фильм о Мандельштаме, это будет абсолютно политическая работа, поскольку я актуализирую некое поле смыслов, которое начнёт взаимодействовать с современным контекстом. Сейчас я снимаю фильм на телефон. Это довольно поэтичный и политический фильм, короткометражная экспериментальная вещь. Это не кино в том смысле, в котором мы его привыкли воспринимать: в нём нет, например, сценария. Этот фильм находится на границах документального и игрового кино и развивается стихийно, меняясь согласно траектории жизни, он состоит из образов, которые наслаиваются друг на друга, как в барочной музыке. Там есть прямые разговоры о политике, но это вовсе не главное. Я подхожу к отснятым материалам как антрополог, которого интересуют жесты людей, поступки, движение, речь. Я пытаюсь зафиксировать те изменения, которые происходят с человеком сегодня, и передать ощущение времени. И тут многое связано с языком самого видео, который тоже постоянно меняется. Ведь я снимаю фильм на телефон, что тоже является жестом. Но всё это не должно скатиться до дневниковых заметок. У фильма было рабочее название, к которому я, может быть, ещё вернусь, – «Похороны Курбе». Густав Курбе был, как известно, предвестником модернизма и первым реалистом. У него есть картина, которая называется «Похороны в Орнане», это город, в котором он родился. То есть название одновременно отсылает и к картине, и к его собственной смерти. Курбе – политический художник, фигура, которая мне всегда была интересна. Но скорее всего, фильм будет называться как-то иначе.
О «МАНЕЖЕ» И ПОЖАРНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
«Манеж», несомненно, был вызовом в плане выставочного пространства. Моей задачей как художника было максимально его объединить и сделать выставку как своего рода квест. Важно, чтобы между работами были рифмы, чтобы зрители, смотря одну работу, могли подумать о другой, а иногда даже, находясь в одной видеоинсталляции, слышать другую. Я решил поставленную задачу, но пространство «Манежа» было одним из самых тяжёлых, с которыми я работал. «Медиа АртЛаб» – это прогрессивная институция внутри не очень прогрессивного «Манежа». Они сами от этого страдают, это отнимает много сил. В день открытия манежной выставки пришли пожарные, которые сказали, что лампочки в инсталляции «Fugue» висят слишком близко к стене. Мы попросили их оставить хотя бы в день открытия, и они ушли. Но в следующие дни лампочки больше не висели, и зрители в итоге не видели работу в том виде, в котором она была задумана. Есть правила пожарной безопасности, которые вообще-то и мне неплохо бы знать. Но проблема в том, что эти лампы висели с первого дня монтажа. А пожарные попросили их снять за два часа до открытия выставки.
Кадр из видеоработы «Позиции», за которую Евгений Гранильщиков получил Премию Кандинского
О «ГАРАЖЕ», ВЕЧНОЙ МЕРЗЛОТЕ И КОМНАТНЫХ РАСТЕНИЯХ
Сейчас я получаю стипендию «Гаража» и часто с ними работаю. Год назад они делали большую выставку «Зачарованный странник» в городе Анадырь, которую курировал Андрей Мизиано. Когда Андрей предложил мне принять участие в выставке, меня сразу заинтересовал локальный контекст. Я никогда не был на Чукотке и совершенно не представлял себе, как выглядит её столица. Андрей подробно рассказал мне о ландшафте, музее и социальной ситуации. В этот момент он не требовал от меня создать какую-то работу, просто попросил подумать обо всём. Где-то на третью встречу я предложил несколько идей. В конечном итоге мы остановились на одной из них. Моей работой для выставки стал мой комнатный цветок – драцена. Я отправил её в музей с инструкцией полива и опрыскивания. Предполагалось, что местные жители, посетители музея, будут за ней ухаживать. А через месяц драцена вернётся домой. Зрители восприняли этот символический жест правильно и ответственно подошли к делу. Для этой работы важна и история доставки: ведь перевезти живое растение зимой, через всю страну, не самая простая задача. Когда я думаю о смысле этой работы, я представляю весь этот путь от моего дома до музея в Анадыре. Андрею пришлось провозить цветок в самолёте ручной кладью и это тоже стало частью работы. В результате эта работа оказалась совершенно понятной тем людям, которые пришли на выставку.
«Бегство» – это звуковая инсталляция, воспроизводящая аудиально несуществующий фильм 1946 года. Сценарий был написан автором в логике голливудского послевоенного кино. В нём рассказывается о двух главных героях, приехавших в Рио. История построена на звуках, диалогах, а также на характерной для кино этого времени музыке. Каждая сцена имеет своё акустическое звучание, благодаря чему становится понятно, где происходят те или иные события. Инсталляция основывается на двусмысленной природе звука, из-за чего становится невозможно или, во всяком случае, трудно однозначно интерпретировать некоторые сцены. Сама инсталляция представляет собой небольшой кинозал. В тусклом освещении мы видим ряды красных кресел, но видеоизображение, экран и проектор отсутствуют. Акустическая система располагается так, что мы оказываемся внутри разворачивающегося сюжета, и все звуки – голоса, шум машин, гудение улицы – воздействуют на наше воображение. Полную аудиозапись инсталляции можно услышать здесь.
ЕЩЁ НЕМНОГО О «ГАРАЖЕ», КУРАТОРАХ И ГРАНТАХ
Я без особых надежд подавал заявку на стипендию «Гаража». Это грант для поддержи молодого российского искусства. Он даётся на год, и при хорошем стечении обстоятельств, то есть успешной творческой деятельности художника, его могут продлить и на следующий год.
Андрей Мизиано и Юля Аксёнова из «Гаража» – это люди, с которыми мне интересно работать, с которыми у меня возникает интенсивный диалог. Я довольно скептично отношусь к ситуации, когда куратор просто берёт твою работу на выставку для реализации своей концепции. Такое, конечно, имеет место быть, но я всё чаще отказываюсь от подобных предложений. Для меня принципиально важно, чтобы с куратором складывались особые отношения, провоцирующие меня на работу и даже, возможно, нарушающие мою привычную логику. На эту тему была одна хорошая история с Машей Годованной, которая в какой-то мере заставила меня пересмотреть свою позицию. Мы были незнакомы, и я получил от Маши письмо с предложением участвовать в её проекте. По привычке я отказался, написав небольшое вежливое письмо. Но вслед за этим отказом у нас началась переписка. В итоге я согласился на участие и позже приехал в Питер, где мы познакомились уже лично.
ОБ УСТАЛОСТИ И ИНОСТРАННЫХ ХУДОЖНИКАХ
Часто, когда я сталкиваюсь с зарубежными выставками, у меня появляется стойкое ощущение, что я смотрю на искусство, переживающее серьёзный внутренний кризис. Почему-то я склонен связывать этот момент с чётко сформированной системой образования в сфере современного искусства и рынком.
О ХУДОЖЕСТВЕННОМ РЫНКЕ И ЗАРПЛАТЕ ХУДОЖНИКА
Галерея «Триумф» – это коммерческая галерея, у которой много некоммерческих проектов. Они прекрасно понимают, что, в ближайшее время не продадут ни одной моей работы. Выставка в «Манеже» без них вряд ли была бы возможна. То, что я делаю, не приносит и мне никакой прибыли, но пока это меня устраивает. Но что меня точно больше не устраивает – это когда тебе не платят гонорар за участие в выставке. Я принял решение больше не участвовать в проектах, которые не предполагают гонорара. Всё-таки это моя основная работа, вся моя жизнь с этим связана. Гонорар может быть любым, но он необходим как знак уважения к моей работе.
