«Не выживать, а жить»
Таково кредо Ольги Темниковой, галеристки года по версии Федерации ассоциаций европейских галерей
15/06/2016
2016 год – по-настоящему звёздный для галереи Temnikova & Kasela и для её совладелицы Ольги Темниковой. В феврале она получила орден Белой звезды за популяризацию эстонского искусства за рубежом из рук президента Ильвеса. А уже в начале лета Федерация ассоциаций европейских галерей присудила Temnikova & Kasela свой специальный приз за «вдохновение и инновации». Сегодня Ольге Темниковой вручили его на особом приёме, который прошёл в утро открытия престижнейшей художественной ярмарки Art Basel 2016.
Мы встретились с ней, когда о готовящемся событии уже было известно – в конце мая. В те дни в галерее на улице Ластикоду, 1 полным ходом шла выставка латышской художницы Инги Мелдере. Назначили встречу на 12 часов, от гостиницы было легко дойти пешком, я так и сделал и неожиданно пришёл раньше. Обошёл весь дом сталинской постройки по указанному в интернете адресу, спросил в модной парикмахерской, мне махнули рукой на угол, я обошёл его и свернул во двор, и только местный обитатель, грузивший что-то в свою машину, точно указал мне дверь, украшенную неоновой «табличкой», которую сперва я просто не заметил.
«Здесь явно не тратят силы и энергию, чтобы пускать пыль в глаза», – подумал я и шагнул внутрь. Галерея была не большая и не маленькая, ровно такая, какой и следует быть молодому, растущему, но уже сделавшему себе имя арт-организму. Одну стену украшало выкрашенное в чёрное хитросплетение отопительных труб. Другие были заняты работами Инги. Ольга улыбалась и уже нажимала кнопки кофеварки. У нас было 50 минут на всё про всё, после чего ей надо было мчаться встречать какого-то российского галериста. В конце разговора она действительно исчезла, оставив нас с подошедшим посмотреть выставку Инги коллегой по «Орбите» Владимиром Светловым вдвоём в пространстве галереи и только попросив поплотнее захлопнуть дверь и защёлкнуть замок, когда мы будем уходить. Почему-то мне показалось это жестом. Жестом человека, понимающего, что надо контролировать, а что – отпустить, доверившись людям и обстоятельствам. Может, я и не прав, но мне кажется, что только так и можно воплотить мечту. И ещё мне кажется, что Ольга Темникова как раз из таких людей, которые с шуточками-прибауточками, долей самоиронии и в то же время каким-то искренним негромким пафосом её воплощают. Конечно, вместе с Индреком Касела, бородатым эстонским миллионером с репутацией волшебника.
Хотя сама Ольга из того поколения, формировавшегося во второй половине 90-х и самом начале нулевых, которое вроде бы как раз таки учили твёрдо стоять на ногах и не засматриваться на малодостижимые цели. «Я из семьи, близкой к искусству. Папа – художник-любитель. И я росла в окружении художников и искусства. Хотела идти учиться на живопись, папа отсоветовал, и я пошла на графический дизайн. – Почему? – Папа сказал, что профессия художника нестабильна. И он был прав. Он хотел, чтобы я что-то умела делать по-настоящему, имела практичный навык. И между художником и зубным врачом я нащупала графический дизайн».
Эти фразы Ольга говорила другому журналисту и при других обстоятельствах, но мне легко представить, как она это делала. С этим внимательным и таким живым блеском в глазах, которые, кажется, смотрят на тебя и куда-то насквозь, вперёд и вбок года на три-четыре. Кажется, с такими глазами рисовали на русском Севере святых и княгинь. Теперь, как оказывается, такие молодые женщины занимаются современным искусством, поисками диалога и пересмотром сложившихся арт-иерархий. Встречайте Ольгу Темникову!
Kris Lemsalu. Genetic Misunderstanding. Porcelain, textile, mixed media, 145 x 115 cm. 2016. Эту работу галерея представила на своём стенде на Art Basel 2016
Ты родилась в Таллине?
Да.
А в каком районе выросла?
В Ластамяэ. (Большой район многоэтажек и жилых домов, выстроенных преимущественно в советское время – прим. автора.)
Где ты училась после школы?
В Академии художеств, закончила отделение графического дизайна.
Ты решила заняться не самим художественным процессом, а как бы его «организацией», ещё когда училась в Академии?
Нет, у меня было несколько выставок. В последний раз я выставлялась как художник в 2009 году. Я и до сих пор не решила, что это окончательная смена амплуа. Тем более, что работа галериста – очень творческая, гораздо более, чем это как-то принято думать в Балтии. Это же галеристы открыли большинство художников, создали для них условия для творчества и предоставили возможность диалога.
Как бы ты описала свои работы, которые тогда выставляла?
Один проект был про интеграцию и про то, как масс-медиа нами манипулируют. Был симпатичный визуальный ряд и хорошее видео. А второй проект я выставила уже после того, как пять лет проработала директором другой галереи. У нас в Эстонии есть такой дискурс в Академии художеств… немного отстало-марксистский. О том, что рынок – это плохо, что галеристы пьют кровь художников. И когда я с этим столкнулась у себя на работе, то решила сама сделать об этом выставку – об отсутствии правильного контакта. О том, как люди достаточно агрессивно пытаются дистанцироваться друг от друга, хотя мы все вроде бы на одной сцене. Я не говорю о том, что мы на ней должны конформистски коллаборировать. У рынка есть свои предпочтения, и где-то он может и доминировать. Но когда ты говоришь о галерее среднего уровня, то тут все в одной лодке, и галеристы подчас берут на себя огромные риски.
Выставка называлась «One Night Stand»,«Отношения на одну ночь», имелось в виду то, как художник живёт в своей реальности, создаёт что-то, потом приходит коллекционер, приобретает эту работу, она висит на стене у него над камином или над его красным диваном, но не происходит общения, продвижения. Никто никуда не сдвигается, просто такая поверхностная вибрация.
То есть для тебя галерея – это как раз место, где всё сходится и сдвигается.
Когда это случается, то это именно то, что надо.
И ты была директором другой галереи до своего проекта.
Да, в этой я совладелец, а там была просто директором, в ArtDepoо. Хорошая была галерея. Но тогда начался кризис, я хотела свой галерейный проект и предложила им инвестиции, они отказались, я ушла, сделала свою галерею, а они закрылись. Но там не так всё печально на самом деле. Потому что это было ответвление другой галереи – галереи Hаus, которая до сих пор существует, они просто эти безумные докризисные деньги решили вкладывать в молодое поколение, но всё изменилось, и оказалось сложно им без меня… инвестировать.
Для тебя было важно стать именно совладелицей?
Для меня не было принципиальной разницы в самом подходе к работе, но хотелось иметь большее отношение ко всему, потому что я там вкладывалась пять лет по полной. Когда человек полностью поглощён процессом и вкладывает всего себя в дело, на это, наверное, надо обращать внимание. Но в Эстонии довольно популярна точка зрения, что незаменимых людей нет…
Инвестиционный банкир и двигатель многих эстонских культурных проектов Индрек Касела в Риге в 2012 году. Фото: Arterritory
И тут возник Индрек Касела…
Не то чтобы он сам возник, скорее, я его «возникла». Его вообще замечают люди с идеями, они как-то сразу видят Индрека. В нём есть какая-то сумасшедшая тонкая энергия, которая всё время движется вверх, и люди это чувствуют. Я с ним встретилась на открытии выставки, когда мы показывали коллекцию Артемия Троицкого. И я подумала – надо с ним поговорить. И он согласился. Мне в принципе ничего не требовалось от него, даже какого-то стартового капитала. Потом уже мы что-то там внесли, потому что надо было что-то купить. А так это было просто: «Не хочешь ли ты…» И ему это понравилось, потому что ему хотелось иметь отношение к искусству.
А тебе было важно его имя?
Мне это было важно по многим параметрам. Потому что безусловно было любопытно создать русско-эстонский проект. И мне казалось, что так мне будет проще интегрироваться, хотя к тому времени я уже знала всех главных игроков на сцене. Но мне нужен был какой-то диалог. И мне очень нравилось, как он действовал, он тогда только что открыл свой отреставрированный кинотеатр, и у него были какие-то идеи. Тогда как я, жительница Ластамяэ, даже не то чтобы из среднего класса, а скорее – низшего (смеётся)… просто не в состоянии была так думать. Даже в финансовом плане. Например, чтобы аккумулировать что-то, ты должен провоцировать ситуацию, быть проактивным. Я просто была такая хорошая девочка, с хорошим вкусом, и нужен был кто-то, кто бы меня…
«Взорвал»?..
Да, Индрек очень-очень-очень был нужен, на самом деле, если на это посмотреть в обратной перспективе.
Sigrid Viir, from series «Sweet Smiles and Golf Clubs». Фото: Temnikova & Kasela
Но когда ты пришла на первую встречу с ним, у тебя ведь была какая-то идея, какой-то тезис. Что это было?
Моя главная идея была делать что-то международное. Я считала, что для того, чтобы действовать на интернациональном уровне, не надо иметь какое-то роскошное помещение, супердорогое освещение и тому подобное… Я сказала, что у меня есть художники, которые бы хотели пойти с нами, давай попробуем, поучаствуем в паре ярмарок. У меня тогда, по сути, не было никаких международных контактов. Мы сняли маленькое помещение в Старом городе на Мурияхи и начали оттуда это всё делать. А первую выставку мы провели даже ещё без помещения, мы уговорили театр NO99, чтобы они сняли огромные плакаты своих артистов, которые, обрамлённые лампочками, висели у них в фойе, и предоставили на время это пространство нам. И мы сделали там выставку отличных японских художников. Это был такой напряг и такой надрыв, но той выставкой мы открыли собственную галерею, ещё даже не имея своего помещения. Было очень классно.
Причём открыли экспозицией не эстонских, а японских художников.
Да, так получилось.
Но сразу был и список имён тех, кого хотелось выставлять более-менее постоянно?
Да, и если говорить про латышей, то Инга Мелдере была одной из первых в списке тех, с кем мне хотелось работать. Были художники, с которыми я до этого работала фрагментарно, ещё в прошлом проекте, но я знала, что мне бы хотелось делать это серьёзнее. Больше всего меня как-то трогало, что у художников постарше, а-ля 50 +, таких как Яан Тоомик, Кайдо Оле, Марко Мяэтамм, были обалденные CV, отличные портфолио и не было международной репрезентации. Меня это очень сильно будоражило, расстраивало и провоцировало. Мне хотелось что-то сделать для них. И в то же время работать и с молодыми авторами. Стратегически это всё были довольно сложные решения. Во-первых, фокус на балтийском регионе, а это такой регион, про который никто толком ничего не знает. Регион, в котором почти нет рынка. И вообще, такая структура, когда ты просто берёшь какой-то регион, это немножко dead-end. При этом я знаю немало таких галерей, которые выстраивают себя на подобной платформе, – из Румынии, Чехии или Польши, но там это немножко по-другому. И то, что я взяла несколько поколений художников, – это тоже очень сложно… Я столько всего поняла и столькому научилась за эти 5 лет.
Inga Meldere. Students painting some of the remarkable scenery in the park. 2016. Холст, цифровая печать, масло, акрил. 120 x 75 см. Фото: Temnikova & Kasela
Но если бы ты начинала сейчас, уже с этим опытом, ты бы не делала региональный проект?
Дело в другом. Уже примерно через год-два нашего существования мы разобрались, как это следует преподносить. Для того, чтобы презентовать своё искусство «там», ты должен показать, как это работает в диалоге. Потому что наша эстетика и наш подход к искусству немножко другие… И у Запада как бы нет прямых кодов для восприятия этого. Им кажется, что, может быть, сама форма слишком crafty, слишком виртуозна, что мы не испорчены рынком, и поэтому все так стараются, чтобы всё выглядело красиво. В этом есть элемент и какого-то азиатского влияния, и пресловутый скандинавский «хороший вкус» в нашей интерпретации.
Одним словом, мне стало понятно, что если ты формируешь диалог, то вот тогда это работает. Тогда у тамошнего зрителя возникает это: «Ааааа! Значит, наш, скажем, британский художник делает так, а тот ему отвечает… Ах, так вот о чём он!» Потому что зачастую художники говорят об одном и том же. Всё-таки мы все в одной современности находимся.
В прошлом году мы выставлялись на Paris Internationale, это такая очень крутая, интеллектуальная ярмарка для молодых галерей, и я показывала одного британца вместе с моим местным автором. И вот заходят люди, заходит Ханс-Ульрих Обрист и бах! сразу видит этого британца. Там не написано его имя, но этот код ему сразу же понятен. Потом заходят люди из одной лондонской коллекции, с которыми я давно мечтала познакомиться получше, и они меня уже знают, и я это уже всё им рассказывала, и вся эта тягомотина тянулась и тянулась, и они заходят и (щёлкает пальцами) «Вот оно!» Меня тогда это просто пришпилило. (Смеётся.) Я подумала, как такое может быть? Что ты работаешь-работаешь, а тут просто этого британца вешаешь на стену... Я была в шоке.
И они через этого британца заинтересовались эстонским автором?
Безусловно. Тогда они вообще понимают, о чём моя галерея. До этого они могут просто проходить мимо.
Их не затрагивает визуальный код?
И визуальный код, и сам месседж. В искусстве всё же вместе работает.
А ты для себя эту причину «расстройства внимания» как-то сформулировала?
В словах это очень сложно обозначить. Но разница в эстетике есть, и разница в подходах и методах. Безусловно, мы более романтичные, более мягкие, более аккуратные. Есть среди нас и суперпровокаторы, но вот тут как раз надо бы работать потоньше. Потому что стоит провоцировать так, чтобы тебя самого никто при этом под себя не поджал, чтобы искусство оставалось свободным. Ты можешь сказать: «Соединённые Штаты – полный отстой!» Но ты сразу оказываешься чьим-то инструментом, когда это говоришь. А у нас могут так люди сделать. Скажем, местные художники могут помыть пол американским флагом.
Они не обращают на такие тонкости внимания?
Ну, такие жесты, как мытьё пола американским флагом, надо, конечно, обсуждать отдельно. (Смеются.) Нельзя сказать: «Вот это плохо, а вот это хорошо». Тут есть свои контексты…
Flo Kasearu. Uprising 2, 2015. Фото: Temnikova & Kasela
А как у галереи получилось прорваться на довольно большие и престижные арт-ярмарки?
Программа. Вы, безусловно, должны уже присутствовать международно, на интернациональных ярмарках, тогда видят, что у вас есть хорошая сеть контактов и вы вообще можете себе это позволить. Там есть своя иерархия.
Но каким был первый клик, когда всё в первый раз «поддалось»?
Такого первого клика не было. Это всё-таки система, там много всяких разных кликов. Но, безусловно, для нас было важно попасть, например, на Artissimа. Сейчас я оглядываюсь назад и думаю: «Так ведь – логично!» А тогда казалось, что это всё сложно, почти невозможно… Я знала, что это хорошая ярмарка с хорошим имиджем, но о том, что она выведет на следующий уровень, я и не думала, мне казалось, что и её уровня вполне достаточно. Весь этот мир ярмарок – это государство в государстве. Определённая социальная система, которую ты должен изучить и найти в ней своё место.
Но я к этому всему отношусь неоднозначно. Я не умею лоббировать и подстраиваться под состав жюри. Если я на какую-то ярмарку не попадаю, я даже радуюсь. Конечно, это обычное выживание. Благодаря тому, что ты можешь внедряться в такие структуры, ты доказываешь, что ты в состоянии вести переговоры, что ты в глазах жюри имеешь смысл, и всё это важно – для тех же коллекционеров. Но всё это системы не очень прозрачные и в чём-то даже мафиозные. Не могу сказать, что мы всюду попадаем прямо автоматом.
Но вот в Дубае вы тоже были…
Да, в прошлом году. В этом я не поехала. В каких-то ярмарках мы не участвуем каждый год. В следующем году мы выбрали Гонконг.
А как там, в Дубае, и в том контексте воспринимаются «северные» художники?
Знаешь, я вчера ночью прилетела из Рима. Там нет своей арт-ярмарки, и вообще немножко вяло в смысле современного искусства. Но я вот составила список галерей, которые хотела обойти, и разных арт-институций. Музеи я в этот раз решила отложить. И если ты так делаешь, тебе всё равно, где ты находишься. Если ты идёшь по галереям современного искусства, ты можешь ни одного итальянского художника не увидеть, например. Есть определённый общий эстетический и тематический фильтр…
Krista Mölder. Lamp with Doors from series Being Present. P
И публика тоже всюду примерно одинаковая?
Не совсем. Но в том же Дубае было поразительное количество экспатов. Итальянцев, кстати, тоже. И нашим покупателем в итоге стал один клиент родом из Палестины, но который живёт в Париже.
Если не секрет, что его заинтересовало?
Это была Мерике Эстна. Мы продали ещё Кайдо Оле, тоже в Европу.
Тут всё интересно работает. Ты вот, скажем, классный коллекционер из Парижа или там из Финляндии, поехал посмотреть, что в Дубае продаётся. И ты понимаешь, что это совсем с тобой не разговаривает, потому что это совершенно другой код. И вдруг ты видишь что-то скандинавское, и в тебе сразу что-то вспыхивает: «Ух! Куплю-ка я…» Я часто вожу с собой коллекционеров из Балтии, и они обходят всю ярмарку и говорят: «Твой стенд – самый классный!» И это во многом вопрос узнаваемости, конечно, считываемости.
Но что тогда считал этот коллекционер из Палестины, живущий в Париже?
Он купил, потому что его друг уже много чего у нас купил до этого. И он просто подумал: «Окей, мне это нравится, мой друг уже за это проголосовал, будем вместе поддерживать этого художника».
То есть в этой сфере бывает, что срабатывает аргумент дружбы?
Да. И бывает, что ты на ярмарке продашь что-нибудь трём коллекционерам, а потом придут все их друзья и ещё купят, правда! Они встречаются вечером – на ужинах, на вечеринках – и друг другу показывают, что нашли. Так проще.
Три года назад мы были в Барселоне на ярмарке видеоискусства Loop. Там всё было устроено в отеле, у каждого своя комната, он там показывает своё видео, ест, спит, очень смешно, отличный проект. И мы показывали работу Фло Касеару и ещё несколько видео, которые у меня были просто в айпэде. Там была одно очень красивое, романтичное видео, где по ночному городу бежит видеопроекция лошади. И все подходили и постоянно спрашивали: «А про лошадь нам покажите…»
Или есть такое явление, как задняя комната – у всех галерей есть маленький такой складик. И всем надо обязательно туда попасть, никто не смотрит, что там у тебя в этот момент на стенах. Всё самое интересное обязательно должно быть там! Часто бывает, что у меня там висит работа, которая никак не связана с тем, что у меня на стенде, и именно она продаётся. Всё это такие эмоциональные вещи…
А сейчас, формируя вместе с художниками будущие экспозиции, ты можешь предсказать, что и где будет востребовано? Как сложится?
Когда мы выставлялись в Майами, я попросила Яануса Самма, который представлял Эстонию в Венеции в прошлом году… У него была серия 2005 года, где он архивное фото с изображением бассейна вышивал блёстками. Эту поверхность воды – всякими кристаллами Сваровского, очень красиво. И я его попросила: «А ты не можешь мне несколько таких работ сделать? Потому что мне кажется, что в Майами это будет смотреться. И мы всё равно тебя там показываем». И он сказал: «Давай». И чего-то разошёлся и сделал мне 10 штук, причём одну я забыла случайно, привезла девять. Мы продали их за первые полчаса. Сказать, что я это предсказала, – нет, если бы я предсказала, то я бы, наверное, 20 привезла... (Смеются.)
Очень много заказов мы тогда получили. Очень красивая чувственная серия, можете использовать как иллюстрации для интервью. Такие конфетки…
Jaanus Samma, from series «Swimming Pools 2'» 
Т.е. было такое предчувствие? Или логика?
В Америке люди всё быстро решают, для них важно, чтобы работа считывалась быстро, непосредственно. Хотя, конечно, у качественных работ всегда есть несколько уровней, как и у хорошей литературы.
Какая будет следующая выставка в галерее?
Это будет Микко Хинтс, спутник жизни Инги Мелдере. Мы однажды уже делали их совместную выставку. А теперь – по отдельности. Микко – отличный художник, у него есть классные друзья по всему миру, надо их порадовать, а то мы как-то давно его не выставляли.
А то, что ты работаешь с Ингой… Есть какие-то вещи, которые просто складываются вместе, пересекаются каким-то естественным образом, и вот вы работаете вместе. Или ты долго искала, перебирала разных латвийских авторов, прежде чем пригласить её работать в команде?
Я была одной из немногих в своё время, кто ездил по всей Балтии и смотрел художников. Сейчас новое поколение уже ездит гораздо больше и больше смотрит по сторонам. Мы познакомились в Риге, лет 10 назад. И мне было действительно любопытно «покрыть» регион. У меня уже был финский художник… Кстати, другой, не Микко. Но он начал двигаться в другом направлении, для меня не совсем необходимом, он – отличный художник при этом, но я смотрела ещё и на общую нашу структуру – что как работает вместе. И он как-то выпадал… Т.е. мне было интересно показать регион, что вот есть Финляндия, Эстония, Латвия и как наше искусство между собой соотносится. Чтобы показать, насколько мы разные, потому что все думают, что это одно и то же. Хотя такой живописи, как в Латвии, в Эстонии, нет. И наоборот. Очень разный подход в визуализации.
А в чём он выражается?
Латыши зачастую чётко владеют цветом, в них чувствуется что-то более романтическое, такая живопись-живопись. У нас больше концептуализма. Хотя есть и у нас очень сильные колористы, но общая пульсация в этом смысле в Латвии сильнее. В то же время молодые художники уже более аккуратны с этим. Тогда, когда я активно ездила и смотрела, всё было более…
«Живописно»?
…Более наивно, может быть.
Как ты вообще себя ощущаешь в Таллине? У вас тут есть конкуренты или вы уже как бы вышли на другой уровень, более международный?
Мы сотрудничаем, безусловно. Например, есть галерея Vaal, в которой я несколько раз что-то покупала, и они – у нас. Вообще какая-то здоровая атмосфера сейчас установилась. Мы с Индреком основали ещё non profit-организацию, Estonian Contemporary Art Developing Centre, была возможность подать заявку на еврофонды. Мы получили поддержку, нашли людей, и вот они занимаются этим проектом. Скажем, обучением галеристов. Сейчас уже второй курс будет. Первый курс учился примерно месяц в Эстонии, а потом лучших из них они отправили за границу, поработать в тамошних галереях. И вот они вернулись, и они уже совсем другие все. Это просто фантастика! Они, скажем, гораздо лучше понимают, чем я занимаюсь. До этого я чувствовала себя таким чужеродным телом, как Вечный жид… В общем, они обучают галеристов, они приглашают с визитами коллекционеров, они создали организацию Outset. Это международная франшиза, которая началась в Великобритании как организация патронов искусства, которые помогают художникам осуществлять крупные проекты, амбициозные. То, чего в Балтии вообще не было. Единственный такого масштаба проект – это Венецианская биеннале, когда раз в два года на это выделяются деньги. На проект стоимостью более 10 000. И если ты это уже осуществил, больше у тебя такого шанса в жизни не будет. А мы помогаем реализовать такого рода проекты, и через этот фонд помогаем и представить эти произведения в музеях. Это очень-очень важно, и я бы сама не могла всё это делать, а так, благодаря фонду, это становится возможным. Они много чего важного делают – отличная организация.
А есть какая-то галерея, которая для тебя была (или есть) своего рода образец, role model?
Я думаю, что role model тут просто не может быть, потому что мир искусства всё время изменяется, он всё время в кризисе и в поиске новых решений. Уже последние лет 10. И надо просто думать, как продуктивно существовать в этой ситуации. Поэтому то, как галереи работали 20 лет назад, к сегодняшнему дню уже неприменимо. Конкуренция безумная и скорость...
Всё ускоряется...
Да-да. И ты можешь стараться успеть и тоже всё время ускоряться, но так можно забыть, ради чего вообще всё это делаешь. Поэтому...
В галерее Temnikova & Kasela 
Нужен какой-то баланс?
Да, и я думаю, что то, что мы находимся здесь, в этом и есть баланс. То, что периферия – это новый центр, можно назвать уже старой новостью. Но благодаря тому, что мы здесь, нас ценит местная сцена, местное министерство культуры, мы образовываем нашу публику. Понятное дело, что если в Эстонии коллекционирование тяготело к нулю, то здесь всегда что-то можно улучшить. И этим мы и занимаемся. И, конечно, параллельно принимаем участие в международной гонке, но сейчас мы уже не должны это делать так остервенело, как это было пару лет назад. Когда мы участвовали в семи-восьми ярмарках за год. В этом году их будет пять, и, я надеюсь, не больше. Очень сложно, конечно, балансировать и уменьшать своё присутствие. Именно из-за этого гона. Иногда смотришь в ФБ, и тебе кажется, что над тобой все издеваются. Был момент, когда мои друзья, профессионалы из той же сферы, параллельно находились на трёх важных мероприятиях в трёх разных точках мира, один в Греции, другой в Лондоне, третий в Италии, а я сидела в Таллине, и мне реально чуть не стало плохо: «Почему я здесь, а не там?» Но на самом деле на это просто не надо поддаваться. О чём-то вполне достаточно прочитать, не обязательно везде быть. Но когда ты такая маленькая галерея, как себя не поранить…
Как выжить?..
Как выжить – это вот все так думают, и это как-то по-дурацки. Нет, я не хочу выживать, я хочу жить. И чтобы мои художники жили и наслаждались и не забывали, ради чего мы это всё делаем.
Прекрасный финал! (Аплодирует.)
Всё, такси. (Смеётся.)
