Контекст для хорошего соседства
Беседа с директором Стамбульской биеннале Биге Орер
30/11/2017
Уна Мейстере
В середине ноября завершилась 15-я Стамбульская биеннале искусства, в роли кураторов которой на этот раз выступил дуэт скандинавских художников – Элмгрин и Драгсет (Elmgreen & Dragset). С 14 декабря до 29 апреля её сокращённая версия в виде концентрированной выставки будет экспонирована в Пинакотеке современности (Pinakothek der Moderne) в Мюнхене.
Эти события объединяет общее название A Good Neighbour («Хороший сосед»). С учетом турбулентного глобального контекста такая опитика биеннале более актуальна, чем когда-либо, и одновременно она таит в себе известную долю банальной иронии. Когда дуэт художников-кураторов выступил с этим концептом, мир был ещё иным – Трамп только готовился стать президентом Америки, а в Турции ещё не была совершена попытка государственного переворота.
В отличие от предыдущей, курировавшейся Каролин Кристоф-Бакарджиев 14-й Стамбульской биеннале искусства, Элмгрин & Драгсет сделали свою версию значительно более компактной: число участников-художников стало меньше (56 вместо 100), а сама биеннале проходило только в шести местах – двух художественных институциях (Istanbul Modern и Pera Museum), хамаме, школе, жилом доме и мастерской художника, и к тому же все эти точки – на расстоянии пешей прогулки друг от друга, что напоминает в некотором роде модель добрососедских отношений в миниатюре. В свою очередь, вместо классического эссе куратора на этот раз были представлены 40 вопросов – версий о том, кто является (или может быть) хорошим соседом. В самом широком значении. Позже в критических отзывах на это арт-событие не раз ставилось в укор, что, принимая во внимание нынешнюю ситуацию в Турции и её сложные отношения с Европой, на биеннале было представлено сравнительно мало политического искусства. Элмгрин & Драгсет, правда, в своих интервью возражали, подчёркивая, что искусство – не журналистика, и его непосредственная реакция на конкретные политические проблемы чаще всего вовсе не является какой-то помощью в их разрешении.
И правда, хотя месседж 15-й Стамбульской бьеннале искусства, возможно, не соответствовал перечню яростно кричащих заголовков на первых страницах здешних газет, он был мощным и недвусмысленным. Вопрос о том, могут ли взаимно уживаться и сосуществовать государства, люди, соседи, культуры и религии, был проиллюстрирован ясно, эмоционально и предметно.
Фреска Латифы Экшаш Crowd Fade. Фото: Уна Мейстере
Среди наиболее заметных работ биеннале можно назвать фреску марокканско-французской художницы Латифы Экшаш Crowd Fade («Выцветающая толпа», 2017), экспонированную в стамбульском Музее современного искусства. Эта работа представляла собой коридор в несколько десятков метров, обе бетонные стены которого покрывали постепенно осыпающиеся фрески, где были изображены эпизоды трагических протестных демонстраций в стамбульском парке Гези в 2013 году. Отпавшие куски фресок – как пыль от разрушенных коллективных мировых и индивидуальных идеалов – были собраны в кучки тут же на полу. И в этом закрытом помещении зритель на минуту совершенно физически ощущал себя попавшим в западню между прошлым и будущим. Это иронично, но ныне достаточно расплывчато и будущее самого стамбульского Музея современного искусства: сейчас его со всех сторон окружает стройплощадка, и ходят разговоры, что в совсем близком будущем музею придётся перебраться в другое помещение.
Скульптура Абделя Абдесемеда Cri. Фото: Уна Мейстере
Тут же невдалеке была выставлена скульптура алжирского художника Абделя Абдесемеда Cri («Крик», 2013), которую скульптор создавал, впечатляясь чёрно-белыми фотографиями фотожурналиста Ника Ута, сделанными им в 1972 году во время войны во Вьетнаме. На оригинале запечатлены четверо детей, бегущих из охваченной напалмовым пламенем пылающей деревни. Художник как бы «скадрировал» из фотографии один образ, застывший во времени и таким образом напоминающий о потере дома и безопасности, страдании и непрерывном присутствии насилия в этом хрупком мире.
Работа Эркана Эзгена. Фото: Sahir Ugur Eren
Почти в каждой рецензии на биеннале была упомянута также экспонированная в Галатской основной школе работа курдского видеохудожника Эркана Эзгена Wonderland («Земля чудес», 2016) – рассказанная немым мальчиком Мухаммедом на языке жестов история его травматического опыта, когда он бежал от ужасов войны из родного посёлка в Сирии.
Лунгисвa Гквунт. Инсталляция Lawn I. Фото: Уна Мейстере
Одним из концептуальных признаков 15-й Стамбульской биеннале было массовое участие молодых художников. Одна из них – живущая в Кейптауне южноафриканская художница Лунгисва Гквунт, инсталляция которой Lawn I («Луг I», 2016–2017) была составлена из 3168 поставленных вверх ногами бутылок из-под кока-колы с отбитыми донышками. Заполненные зелёной керосиновой жидкостью и выстроенные поблизости друг от друга, они походили на зелёный декоративный ковёр. Как говорит художница, эта работа символизирует её детство – во времена апартеида только дома зажиточных белых семей окружали газоны, подчёркивая таким образом их привилегированное положение. Чтобы сохранить зелень от нежелательных гостей, вокруг неё ставили ограду, верхнюю часть которой покрывали бутылки с отбитыми донышками. Сами ограды никуда не исчезли, напротив – их сейчас ставят всё чаще и делают всё более высокими, всё более абсурдными. Между соседями, государствами, культурами и религиями.
С директором Стамбульской биеннале Биге Орер я встретилась незадолго до закрытия биеннале – в офисе Стамбульского фонда культуры и искусства (IKSV). Изучавшая политические науки и менеджмент коммуникаций в университете Мармара, а позже в Тулузе, она занимает пост директора Стамбульской биеннале с 2008 года, а с 2013 года является также вице-президентом Международной ассоциации биеннале.
Биге Орер с кураторами биеннале Элмгрином и Драгсетом. Фото: Muhsin Akgun
На фоне недавних политических событий в Турции СМИ не раз упрекали курируемую Элмгрином и Драгсетом биеннале в излишней приземлённости, указывая на то, что ей не хватало политической, а также социальной остроты. С другой стороны, на мой взгляд, послание биеннале было очень мощным, чуть ли не кричащим. В контексте и политической, и социальной проблематики. Каково ваше отношение к этой критике?
По-моему, все состоявшиеся ранее биеннале были очень тесно связаны с актуальной политической и социальной ситуацией. И в Турции, и вообще в мире. Однако, конечно же, методы, с помощью которых каждый из кураторов говорит об этой проблематике, различны. В конкретном случае уже само название биеннале «Хороший сосед», я думаю, акцентируется на многих острых вопросах, свидетелями и участниками решения которых мы и являемся. В то же время Элмгрин и Драгсет и сами являются художниками. Мы много говорили об идее этой биеннале, о том, что наша цель – не повторять язык ни правительства, ни политиков, ни средств массовой информации. Нашим желанием было создать для художников пространство, в рамках которого можно вырабатывать новые способы, как максимально правдиво говорить о самой разной проблематике. По-моему, на этой биеннале очень много работ, обращающихся к теме миграции, войны, гендерной политики, проблем меньшинств, урбанистичной трансформации. Все эти темы являются острыми проблемами современного общества, однако иногда охватывает ощущение, что существует целый ряд предубеждений, и нередко люди отправляются на биеннале уже с конкретной уверенностью в том, что они хотят там увидеть. По-моему, наши художники никоим образом не хотели играть роль каких-то жертв, они хотели размышлять, искать разные возможности, как жить вместе. Одним из главных вопросов, которые задала это биеннале, был – как мы, каждый со своей разной идентичностью, можем сосуществовать? Как уживаться со своими соседями, ближними? Я всегда считала, что личное – это политическое, а политическое – это личное. На этой биеннале было очень много личных рассказов самих художников, что и сделало её по-своему уникальной.
Работа Alejandro Almanza Pereda. Фото: Уна Мейстере
Вы являетесь директором Стамбульской биеннале уже с 2008 года. За это время изменилась не только сама биеннале, но и глобальная картина художественных биеннале в целом. Их стало намного больше, и почти каждый год в различных точках мира объявляется о создании какой-то новой биеннале. Следующим летом своя биеннале появится и в Риге. Создать и сохранить свою идентичность – это безусловный вызов. Какой вы видите её у Стамбульской биеннале – в глобальном контексте? Рядом с такими игроками, как, например, Венецианская и Лионская биеннале.
Я думаю, что сила Стамбульской биеннале в её тесном сотрудничестве с городом. Локальный контекст был для нас всегда очень важен. Например, биеннале расположилась в очень разных местах города, и мы организуем различные учебные программы, встречи художников биеннале с молодыми турецкими авторами и т.д. Одним из главных приоритетов Стамбульской биеннале является создание новых работ. Например, для этой биеннале мы спродюсировали более 30 новых произведений искусства. Наша цель – уделять всё больше ресурсов, времени и исследовательских усилий, чтобы создавать осмысленный и экспериментальный выставочный формат, а тем самым – и новые знания. Это публичное пространство, способное вдохновить молодую аудиторию, молодых людей. Целью Стамбульской биеннале никогда не являлось рекламировать город. Если посмотреть в общем контексте на мировые биеннале, то у них – разные модели; часть, например, поддерживают местные власти, и т.д.
В случае Стамбульской биеннале поддержка государства совсем невелика.
Она меняется год от года, но обычно она составляет не более четырёх-пяти процентов объёма затрат. Биеннале на самом деле – инициатива профессионалов от искусства: мы в своём роде создаём особое пространство, что-то подобное краткосрочному музею современного искусства. Очень важен также международный аспект биеннале: это – место, где художники Турции могут показать себя в международном контексте. Одновременно мы думаем, как ещё больше подключить местную среду: в рамках биеннале реализуются отдельные проекты для детей, различных групп общества. Стамбульская биеннале – международное событие, но одновременно оно глубоко укоренилось в городе.
Candeğer Fortun. Untitled. 1994–1996. Фото: Уна Мейстере
Alper Aydin. D8M. 2017. Фото: Уна Мейстере
С 2013 года вход на биеннале бесплатный. А что в концепте биеннале изменило это решение? И как вам кажется – было ли оно правильным?
Я думаю, что это было очень правильное решение. Мы его приняли после протестных демонстраций 28 мая 2013 года на площади Таксим. Нашей целью было создать действительно публичное пространство – без каких-либо ограничений, в том числе и билетных. Значительно увеличилось число посетителей биеннале – со 100 000 до 540 000 в 2015 году. На биеннале этого года их было немного меньше, потому что если в прошлый раз у нас было тридцать шесть мест экспозиции в городе, то на этот раз – только шесть. Однако в любом случае если в таком городе, как Стамбул, выставка современного искусства способна в течение двух месяцев притянуть к себе сотни тысяч человек, то это очень значимый показатель. И это – не тот случай, когда такого рода событие посещает только определённая группа людей, здесь побывали люди из самых разных социальных слоёв и возрастных групп. Сохранить разнообразие посетителей для нас очень важно. К тому же тот факт, что мы решились на бесплатный вход, по-моему, очень повлиял и на заметность биеннале, внимание к ней.
В этом году бьеннале в плане объёма была намного более сконцентрированной – в отношении и мест экспонирования, и числа представленных художников. Это был ваш выбор или выбор кураторов?
Места экспонирования мы выбирали вместе с кураторами. Одной из причин этого было само название «Хороший сосед». Это было предложение кураторов – чтобы места экспонирования располагались возможно ближе друг к другу, в своём роде – по соседству. Думаю, это очень соответствовало нашему концепту. Все места проведения биеннале были на расстоянии пешеходной прогулки друг от друга, одновременно предоставляя достаточно много места для проектов художников. Работы действительно могли дышать. К тому же они были размещены так, что ими можно было насладиться по-разному – это и большие групповые выставки, и небольшие интимные экспозиции.
Fred Wilson. Afro Kismet, 2017. Фото: Уна Мейстере
А как выбирались кураторы биеннале? Скажем, Элмгрин & Драгсет радикально отличаются от предыдущего куратора Стамбульской биеннале Каролин Христов-Бакарджиев.
Я создала консультативный совет, в котором трудятся и зарубежные, и местные кураторы, а также художники. Они приходят с предложениями, а потом мы приглашаем кандидатов изложить своё видение. Дальше следуют интервью, которые провожу я совместно с генеральным директором фонда биеннале. Выслушиваем предложения совета, однако окончательное решение – за нами. В случае Элмгрина и Драгсета для нас было очень важно работать с людьми, которые уже знают местную среду. Они принимали участие в трёх биеннале – в 2001, 2011 и 2013 годах, много раз бывали в Стамбуле и видели, как меняется художественная сцена и сам город. Наряду с их художественной точкой зрения важны были и реализованные ими кураторские проекты: павильон Северных стран на Венецианской биеннале 2009 года и проект A Space Called Public («Пространство, называемое публичным») в городской среде Мюнхена в 2013 году. Именно курируемые ими проекты убедили нас, что они могут быть кураторами этой Стамбульской биеннале.
Перед этим разговором я встретилась с хорошо известным в художественной среде Турции коллекционером, и на вопрос, как, с его точки зрения, в течение последних пяти лет изменилась картина местного искусства, он ответил, что в настоящий момент она напоминает горизонталь. Не наблюдается ни роста, ни спада. А каково ваше мнение?
Есть галереи, завершившие своё существование, но в то же время появились и новые. Я не думаю, что сейчас наблюдается какая-то негативная тенденция, однако несомненно – сам контекст является вызовом. Во всяком случае, я не могу и утверждать, что художественная среда расцветает. Художники борются за выживание и воплощение своих идей в конкретных обстоятельствах.
Johan Freeman, Justin Lowe. Scenario in the Shade. 2015–2017. Фото: Уна Мейстере
Насколько легко сейчас молодым художникам Турции стать замеченными – и на местном, и на международном уровне?
В 2011 году в Турции была создана негосударственная организация SAHA, основной целью которой является поддержка современного искусства Турции. Это – важный вклад в местную художественную среду, у художников появилось больше возможностей путешествовать, учиться за рубежом, участвовать в программах резиденций. Говоря о молодых художниках, следует отметить, что они или начинают работать с галереями, или иногда становятся членами различных групп художников, получая таким путём более широкую аудиторию. Однако, думаю, они сознают, что надо будет действительно тяжело работать, потому что в Турции не слишком много художественных организаций и не так много музеев и грантов. Всё это делает здесь жизнь художника достаточно сложной. В большинстве случаев им необходимо иметь ещё какую-то работу: некоторые, например, работают в школах или делают ещё что-то, чтобы быть в состоянии продолжать свои художественные практики. Экономический аспект здесь – один из самых больших вызовов. Однако если у художника имеется действительная страсть к искусству и он по-настоящему хочет продолжать заниматься им, обычно удаётся найти и путь, как этого добиться.
Вид экспозиции Стамбульской биеннале. Фото: Уна Мейстере
Как вам, живущей в такой сложной с политической и социальной точек зрения стране, как Турция, кажется – есть ли у искусства потенциал что-то изменить в обществе? Особенно принимая во внимание, что в наши дни появляется всё больше художников, работающих на границе между искусством и социальными активизмом. Как Олафур Элиассон, например.
Я не думаю, что у искусства есть потенциал непосредственного изменения общества. Да, есть художники, которые всё чаще обращаются к социальным аспектам, но я не считаю, что в это надо включиться обязательно всем. Я, конечно, ценю тех, кто выбирает для себя работу в этом направлении. Например, в этом году в рамках Стамбульской биеннале мы сотрудничаем с Зейно Пекинли – художницей и преподавателем, которая была координатором нашей публичной программы. Она создала великолепную программу, к которой были подключены люди из самых разных областей, и каждую неделю у нас проходило одно или два мероприятия. Демонстрации поварского искусства, музыкальные сессии, иногда публичные беседы и чтения. Это был способ, как создать пространство для местного общества, где можно быть вместе и что-то делать вместе. Чтобы вместе подумать о будущем, о переменах. В то же время это – один из примеров, который свидетельствует, что биеннале может объединять людей из самых разных областей. Юристов и музыкантов, политтехнологов и художников.
Rayyane Tabet. Colosse Aux Pieds D'Argile. 2015. Фото: Уна Мейстере
Концепт этой биеннале был разработан ещё до трагических событий прошлого года – попытки государственного переворота в Турции 15 июля 2016 года. Сделали ли вы в нём какие-то коррекции или концепт был реализован в соответствии с первоначальными намерениями?
Мы реализовали первоначальные намерения – так, как это наметили Элмгрин и Драгсет ещё до названных вами событий. У биеннале ведь было название «Хороший сосед», и, конечно, мы много дискутировали, отвечает ли оно конкретной ситуации. И наше решение было – да, это по-прежнему очень важно. Тогда мы решились продолжать. Мы действительно хотели сконцентрироваться на выставке и пригласили художников в Стамбул на пробный визит. Мы хотели, чтобы они ощутили динамику города, а также почувствовали его психологию. Чтобы они сумели найти способ, как с этим работать. Все художники, которых мы пригласили, были очень рады и сочли за честь стать частью биеннале. Мы ничего не изменили, и, по-моему, эта стратегия – сохранять своё пространство и одновременно создавать пространство, где может свободно вздохнуть и остальное общество, – была правильной. Не могу припомнить ни одного случая, когда кто-то из художников сказал бы – нет, я не поеду. Совсем наоборот, все хотели поехать и понять, что происходит в Турции. Понять также, как художники живут и творят здесь, как интеллектуалы реагируют на произошедшее в стране.
Резюмируя наш разговор, кажется ли вам, что эта биеннале была успешной?
Да! Я думаю, что нам удалось сделать великолепную выставку, и, по-моему, художники были рады стать её частью. На биеннале было также очень много посетителей. К тому же она действительно создала очень особую атмосферу в городе, способную объединять самых разных людей. Всего за эти два месяца в рамках биеннале прошло более 100 событий. Думаю, что в своём роде это создало надежду на будущее. Мощное ощущение пребывания вместе, которое, как я очень надеюсь, получит продолжение.
Биге Орер. Фото: Muhsin Akgun
Говоря о будущем – как родилась идея о сотрудничестве Стамбульской биеннале с Пинакотекой современности в Мюнхене? Каково главное приобретение от этого проекта и не существует ли определённый риск, что при преобразовании биеннале в конспективную музейную выставку она может потерять свою энергетику?
Идея, что созданные в рамках 15-й Стамбульской биеннале художественные работы и знания должны быть распространены дальше, принадлежит мне и кураторам биеннале Элмгрину и Драгсету. Пинакотека современности пошла навстречу, и в рамках этой выставки в музее будут показаны десять работ представленных на 15-й Стамбульской биеннале художников, а также произведения двух других художников, которые перекликаются с тематической установкой биеннале. По-моему, в настоящий момент очень важно с помощью художественных проектов укрепить международное сотрудничество. Мы уверены, что выставка в Мюнхене – уникальный концепт, развившийся из биеннале, но одновременно – это не сама биеннале. Таким образом, можно прекрасно видеть, и как продолжаются этот диалог и дискуссия об акцентированной биеннале тематике – миграции, домах, соседях и др., и как созданные в Стамбуле или представленные здесь произведения искусства продолжают свою жизнь уже в другом месте и другим способом.
Спасибо за беседу!
