Что сделали с Мюнхеном Элмгрин и Драгсет, или Макс и Мориц современного искусства
21/06/2013
«Я не умею благодарить, умею только извиняться», – говорит в микрофон художник Майкл Элмгрин и начинает перечислять людей, которым испортил целый год жизни. Речь идёт об открытом в конце прошлой недели художественном проекте в городской среде Мюнхена A Space Called Public («Пространство, называемое публичным»), кураторами которого и стали два мастера эпатажа в современном искусстве Майкл Элмгрин и Ингар Драгсет. Они встретились в 1995 году в датском гей-баре и с тех пор работают вместе. Как пара эти двое прожили десять лет, но они по-прежнему работают вместе, в характерной для себя манере создавая инсталляции, которые выглядят как копия реальности, хотя история фиктивна. Зритель ощущает себя словно в застывшем кино. Но послание их работ всегда как «кулак в глаз» обществу, погрязшему в псевдопроблемах из-за слишком хорошей жизни. На этот раз Элмгрин и Драгсет выступают в амплуа кураторов.
Вкратце история такова: власти Мюнхена, осознав, что пенистое пиво и баварские сосиски довели старинный город до самодовольной дрёмы, решили действовать и пригласили Элмгрина и Драгсета организовать в городской среде художественный проект. Выделенные на это дело 1,2 миллиона евро, крупнейшую на сей день инвестицию города Мюнхена в публичное искусство, Элмгрин и Драгсет решили вложить не в сольный проект, а в групповой. Свой личный вклад они ограничили перформансом It’s Never Too Late To Say Sorry (2011/2013), два года назад уже представлявшемся в Нью-Йорке и Роттердаме. С 12 марта ежедневно ровно в 12:00 на площади Одеон (Odeonsplatz), где в 1923 году Гитлер устроил провальный «пивной путч», пытаясь захватить власть в Мюнхене, но в итоге вывихнул плечо, появляется седовласый господин. Он открывает стеклянную витрину, вынимает посеребрённый рупор и пророчески выкрикивает название работы «Никогда не поздно сказать – прости!» на немецком языке. Затем рупор ставится на место, дважды поворачивается в замке ключ, и господин удаляется по улице, чтобы вернуться на следующий день. В каком бы уголке мира ни выкрикивалась эта фраза, действует она сильно в самых разнообразных контекстах.
«Спасибо тем, кто участвовал, и я рад, что все вы, в отличие от Мартина Киппенбергера, живы», – так завершил речь на церемонии открытия Ингар Драгсет. До 30 сентября в легко достижимом радиусе в центре города размещены 17 объектов среды, созданных художниками из 13 стран.
Bubblesplatz Дэвида Шригли на площади Променаден. 2013. Фото: Arterritory.com
Тяжеловесами проекта стали три классика – уже упоминавшийся немец Мартин Киппенбергер (1953–1997), чья легендарная инсталляция METRO-Net (1997), созданная художником незадолго до смерти, установлена на газоне площади Мариенгоф. Второй – американский художник Эд Руша (Ed Ruscha, 1937). Его работа 2003 года Pay Nothing Until April, напоминающая огромный рекламный стенд с надписью на фоне величественных горных вершин «Не плати до апреля», простоит на уличном островке безопасности в районе Lebenbachplatz до 9 сентября. И третий классик – Петер Вайбель (Peter Weibel, 1944), родившийся в Одессе, но уже давно живущий в Германии и с 1999 года входящий в правление арт-медийного центра ZKM в Карлсруэ. На краю тротуара по адресу Maffeistrasse 3 установлено его произведение Every Place is Heterotopic (2013), состоящее из трех больших мониторов, активизируемых с помощью сенсоров, когда мимо движутся машины или прохожие. Специально написанная компьютерная программа неустанно отбирает из интернета новые драматические изображения и на короткий миг проецирует их на экран.
Устоявшееся представление, что искусство в городской среде, как правило, представляет собой осязаемую скульптуру, запросто ниспровергла родившаяся в Норвегии художник-парфюмер и химик Сиссель Толаас (Sissel Tolaas, 1961) с инсталляцией SMELL(Land)Mark Munich (2013). Её образуют три мощных аромата, по мнению автора, точнее всего характеризующие Мюнхен. Это пиво, сосиски и люксовые парфюмы.
Самобытный монумент создал исландский художник Рагнар Кьяртанссон (Ragnar Kjartansson, 1976), явившийся на открытие в светлом костюме в полоску. Колоритный образ усугублялся пышной русой бородой. С конца мая на площади Gärtnerplatz высится мраморный «Мечта – Памятник» (Dream – Monument, 2013), о котором Кьяртанссон действительно долго мечтал и, наконец, смог воплотить в жизнь. На лицевой плите на немецком языке выгравировано посвящение «Всё, что он хотел – есть пралине и мастурбировать».
Рагнар Кьяртанссон у своего памятника на площади на площади Gärtnerplatz. Фото: Arterritory.com
Почти незаметна инсталляция немецкой художницы Кирстен Пьерот (Kirsten Pieroth, 1970) «Берлинская лужа» (Berlin Puddle, 2001–2013). В небольшом проходном скверике Isartorplatz на чернозёме у края асфальтовой дорожки распростерлась большая лужа. В ней отражаются кроны деревьев, купаются голуби, всё натурально и буднично. Но в действительности яма специально выкопана и укреплена, чтобы вода не впитывалась, а сама вода взята из самой настоящей берлинской лужи и доставлена в Мюнхен в пластмассовых канистрах.
Инсталляция Кирстен Пьерот ещё в процессе создания. В канистрах – та самая вода из берлинских луж. Фото: Arterritory.com
В свою очередь, за будочками мюнхенского цветочно-фруктового базара Viktualienmarkt лежит на спине огромный бронзовый Будда. Автор позолоченной скульптуры Made in Dresden, художник из Малайзии Хан Чонг (Han Chong, 1979), задумывал её как гипертрофированную версию сувенирной статуи – как критический жест в сторону современного массового производства, где источником дешёвой рабочей силы привычно считается Азия, но на самом деле бόльшая часть продукции производится тут же, в Европе. Рыночные продавщицы в восторге от нового соседства, они приняли опрокинутого исполина как своего, постоянно наводят на статую блеск и кладут цветы в заполненные дождевой водой складки. А у собора Святого Стефана (St.Stephan) расположилась другая бронзовая скульптура – поэтический фонтан родившейся в Италии, но живущей в Париже художницы Татьяны Труве (Tatiana Trouvé, 1968) Waterfall. Он сделан из бронзы, но выглядит как тяжелый, напитанный водой матрас, перекинутый через бетонную стену. Из заклепок сочатся тоненькие струйки воды. Во время экскурсии Индрек Драгсет набирает воду в ладонь и умывает распаренное на солнце лицо. «Вот бы остался здесь фонтан навсегда», – произносит он с надеждой, хотя теперь это уже не в его власти.
Скульптура Ханса Чонга Made in Dresden на рынке Viktualienmarkt. 2013. Фото:
Поэтичный фонтан Татьяны Труве Waterfall у церкви Св. Стефана. Видео: Arterritory.com
КОМУ В НАШИ ДНИ СЛУЖИТ ПУБЛИЧНОЕ ПРОСТРАНСТВО?
На вопросы журналистов, останется ли что-то из 17 работ в Мюнхене после 30 сентября и не может ли подобное мероприятие проходить регулярно, Майкл Элмгрин отвечает жёстко: «Не надо всё сразу превращать в традицию. Их и так хватает». Проект A Space Called Public построен на убеждении, что публичное пространство должно быть таким же живым и переменчивым, как само общество. «Идеи неустанно развиваются, поэтому надо давать место всё новым художникам», – заверяет мэр города. Говоря о том, какую функцию сегодня выполняет городская среда, Элмгрин указывает на Facebook, ставший крупнейшим публичным пространством наших дней, где люди встречаются, знакомятся, разговаривают, забыв про парки, скверы, дворы и улицы. Да и сама городская среда чаще всего скучна и уныла, чтобы не вызывать лишних реакций. «Сегодня о публичном пространстве чаще всего говорят в контексте уголовных преступлений», – говорит Элмгрин. Именно в желании вернуть общественную жизнь горожан в реальность, прочь от прямой связи к прямому участию, оба художника усматривают силу A Space Called Public. Искусство городской среды должно бросать вызов, побуждать думать и спрашивать. «Публичный раздражитель (irritation) – совершенно не оценённое качество», – говорит Элмгрин. «Благодаря раздражению из попавшей в морскую раковину песчинки может вырасти прекрасная жемчужина. Раздражение часто вызывает плодотворные, украшающие будущее дискуссии и дебаты».
МАСТЕРА ПРОДЕЛОК
Хотя сами они это отрицают, Майкл Элмгрин (Michael Elmgreen, 1961) и Ингар Драгсет (Ingar Dragset, 1969) – элегантные шалопаи. Например, в 2005 году они создали объект среды Prada Marfa, установив в техасских прериях точную копию магазинчика Prada. Через несколько дней после открытия неустановленные лица разгромили инсталляцию, выбив окна и утащив шесть выставленных сумочек и 14 туфель, причем все на правую ногу.
Prada Marfa в прериях Техаса . 2005
На 53-й Венецианской биеннале в 2009 году им были доверены сразу два соседних павильона – Дании и Северных стран. Элмгрин и Драгсет, вжившись в роль кураторов, пригласили Маурицио Кателана, Вольфганга Тильманса и ещё 21 художника и дизайнера, создали выставку The Collectors. Роль гида была поручена агенту по недвижимости, предлагавшему купить павильон Дании (особняк с привидениями). Тем временем длинный бассейн вёл в павильон Северных стран, превращённый в имение загадочного и богатого холостяка Мистера Б, ломившееся от коллекции произведений искусства и дизайнерской мебели. Тут же стайка молодых жиголо лениво потягивала водку, а в голубом бассейне плавал утопленник. Художества Элмгрина и Драгсета были отмечены особым признанием биеннале.
В прошлом году Элмгрин и Драгсет получили от датской королевы медаль Экерсберга, престижнейшую награду Дании в области изобразительного искусства. В одном из интервью они пошутили, что собираются её переплавить, чтобы использовать на выставке 2014 года в Национальной галерее Дании…
Мир искусства с нетерпением ожидает персональную выставку двух художников Tomorrow («Завтра»), которая откроется 1 октября в лондонском музее Виктории и Альберта. Уже известно, что экспозиция будет посвящена некоему архитектору и устроена как его жилище, наполненное более чем сотней произведений искусства, мебелью и предметами из коллекции музея V&A. Посетители смогут воспользоваться написанным авторами сценарием, чтобы узнать больше о том, что здесь произошло. Осенью Элмгрин и Драгсет примут участие в 13-й Стамбульской биеннале.
Майкл Элмгрин родился в Копенгагене, но живёт в Лондоне. Поначалу он увлекался поэзией. Ингар Драгсет родился в норвежском городе Тронхейме, изучал театральное искусство, сейчас живёт в Берлине. Если они не вместе, то созваниваются несколько раз в день.
РАЗГОВОР С ИНГАРОМ ДРАГСЕТОМ В ВЕЛОРИКШЕ
Вернёмся в Мюнхен. Организованная для журналистов экскурсия по городу проводится на велорикшах. Не совсем обычные средства передвижения отчаянно лавируют то по тротуару, то по проезжей части, оперативно доставляя публику к объектам осмотра (получается, правда, ненамного быстрее, чем пешком). Рядом со мной сидит Ингар Драгсет. В дуэте он считается более спокойным (в то время как блондина в синей кожаной куртке Элмгрина называют «машиной цитат»). Драгсет, напротив, темноволос, одет неброско, много и добродушно смеётся, к тому же, когда приходит пора давать интервью, отнюдь не молчалив.
Как начинался проект?
Городская мэрия четыре года назад создала совет, собрав высокого уровня профессионалов искусства из мюнхенских музеев и прочих художественных учреждений, чтобы придумать, как с помощью искусства улучшить образ города. Муниципалитет, очевидно, пришел к выводу, что жизнь в Мюнхене стала слишком статичной, застывшей. Совет предложил пригласить нас.
Вы задумывались, почему именно вас?
Потому, возможно, что у нас есть опыт работы в публичном пространстве. Однозначно, роль сыграло и то, что в своих работах мы всегда очень серьёзно учитываем фактор и контекст среды.
Каким было ваше первое видение мюнхенского проекта?
Что он должен развиваться медленно, постепенно. Вызывая тем самым у людей любопытство, а нам самим давая больше времени позаботиться о каждом из приглашенных художников. Именно поэтому у проекта несколько фаз, объекты открываются не одновременно, а каталог выйдет лишь в сентябре.
Почему для вас важен этот подход?
Потому, что в наши дни всё ускорено. Fast & spectacular. Любое мероприятие превращается в биеннале или фестиваль со всеми вытекающими из этого последствиями. Для нас с Михаэлем время очень важно, и мы не соглашаемся на проект, если нам не дают два года. Грустно, что сегодня именно для молодых художников характерна суета, так как им кажется, что надо сделать всё возможное, что, в свою очередь, порождает дичайшее напряжение…
Но не кажется ли вам, что Мюнхен пригласил вас благодаря вашему статусу плохих мальчиков от искусства? И это было своего рода гарантией, что вы действительно взорвёте образ города?
Что встряхнём их? (Смеётся.) Вообще-то мы с Михаэлем вовсе не пытаемся быть плохими или провокационными. В любом случае, это не тот образ, к которому мы сознательно стремимся. (Продолжает смеяться.) Вы сами представитель прессы и прекрасно знаете, что журналисты ищут яркие ярлыки…
Элмгрин и Драгсет. Omnes Una Manet Nox. 2012. Пресс-фото
Но ведь правда, что своими работами вы не гладите по шёрстке определённую, хорошо обеспеченную часть общества. По приглашению Louis Vuitton прошлой осенью вы выставили в фешенебельном New Bond Street Maison работу Omnes Una Manet Nox, ясно намекающую, что и богатые когда-то умрут…
Да, но не потому, что мы хотели быть плохими мальчиками.
Всех художников для участия в мюнхенском проекте выбирали вы?
Да, конечно, это было нашей обязанностью. Критерии были наподобие венецианских в том плане, что нам нравится сводить разные поколения, разные виды деятельности, жанры. И перформансы, длящиеся один день, и проекты, рассчитанные на 100 лет как минимум [Ivan Argote & Pauline Bastard. Munich Time Capsule (2013–2113) – A. И.] Большинство произведений создано с нуля, но всегда хорошо, когда есть уже готовые, масштабные, способные служить точкой отсчёта, концептуальным хребтом в работе кураторов. Например, в этом проекте это однозначно инсталляция Киппенбергера METRO-Net.
Вы довольны результатом?
Нас очень увлекает то, что в городской среде произведения искусства начинают жить собственной жизнью. Это непредсказуемо и безумно интересно.
Публичное пространство сегодня нередко служит политической сценой. Взять хотя бы беспорядки в Турции. К тому же вы приглашены на осеннюю Стамбульскую биеннале. Как политические процессы влияют на искусство в публичном пространстве?
У политики несколько уровней, и у нас, в Германии, сегодня всё не так драматично, как в Турции. Было бы абсурдно искусственно нести в Мюнхен «арабскую весну» или нечто подобное, так что мы этим не занимались. Что же касается Стамбульской биеннале, то мы задумали создать реплику части парка Гези на площади Таксим и поместить её в один из люксовых отелей тут же поблизости. Куратору идея очень понравилась, так как внушала надежду на серьёзную дискуссию. Но реальность явно нас опередила... Сейчас нам придётся придумывать что-то новое.
На пресс-конференции Михаэль Элмгрин назвал публичное пространство музеем будущего – без стен, свободно доступным каждому. Но бόльшая часть ваших выставок всё же проходит в художественных галереях и музеях. Создавая свои инсталляции, вы сознательно стремитесь лишить зрителя ощущения, что он находится в художественном пространстве, что автоматически возлагает какие-то нормы поведения и отношения?
Да, это правда, что мы всегда готовим работы как сюрприз для человека, пришедшего в храм искусств, но оказавшегося в больничной, тюремной или ещё какой-то среде. В этом отношении мы играем с ожиданиями аудитории.
Но нацеливаетесь ли вы непосредственно на представления, связанные с образом художественного учреждения? В музее или галерее человек воспринимает искусство чуточку иначе, чем в нетрадиционной для этого обстановке.
Да, однозначно, так как мы сами не из мира искусства, у нас нет художественного образования. Нас никто не холил. (Смеётся.) Когда в 90-е годы мы начали работать вместе, нас поразило, как на самом деле жутко консервативен способ подачи искусства. Белые кубы кажутся само собой разумеющимися и неприкосновенными. Невероятно косная среда! Это мы и пытаемся обыгрывать.
Фрагмент созданной Элмгрином и Драгсетом экспозиции The Collectors для 53-й Венецианской биеннале. Пресс-фото
Но в то же время художественное пространство даёт ряд выгод. Там царит очень спокойная атмосфера, что позволяет без помех наслаждаться искусством. Печально, если все структуры хотят быть похожими друг на друга, хотят иметь работы одних и тех же художников. Поэтому мне очень нравится специализация. Недавно к нам обратился один центр, занимающийся только и исключительно лэнд-артом. На мой взгляд, это прекрасно. Только так возможен углублённый подход.
Если на 53-й Венецианской биеннале это был мир коллекционеров, на выставке в Лондоне вы будете строить жизненное пространство некоего архитектора. Можно ли сказать, что подход будет схожим?
В том плане, что это среда обитания, да. Но в Лондоне мы уже не будем приглашать других художников. Выставлены будут наши собственные работы, а также историческая, антикварная мебель и артефакты из запасников музея V&A.
Но почему именно архитектор?
Нашей идеей было сделать что-то о сегодняшнем времени, что... весьма сложно и трудно, во всяком случае, в Европе. Перед нами новый мир, новый образ жизни, набирающий всё больший перевес. В каком-то отношении нам совершенно не хочется терять старые ценности. Но в то же время ясно, что слишком за них цепляясь, мы выпадем из любого оборота. (Грустно улыбается.) Вопрос смены поколений – болезненный вопрос, и нам казалось, что немолодой архитектор станет хорошим воплощением столкнувшегося с этим человека.
Почему вы решили написать для выставки сценарий?
Это развивалось естественно. Нам захотелось попробовать, так как всегда очень весело писать свой собственный рассказ. В той же Венеции мы вместе с частью аудитории сочиняли и рассказывали всякие сюжеты о том, что могло бы произойти с фиктивными героями, с умершим мужчиной в бассейне, какими были отношения между двумя соседними домами. Так мы пришли к мысли, что для новой выставки надо написать свою версию.
Вдвоём писали?
Да, вдвоём. Почти во всём процессе создания наших вещей мы участвуем вместе.
У вас нет распределения ролей в рамках дуэта?
У нас совершенно разные характеры. Но между нами образовался ещё один герой, ещё один общий характер. Михаэль непоседа, я же терпелив, даже слишком. Михаэль слишком быстрый, много говорит, я же лучше выжду, послушаю, что говорят другие…
Если бы вы работали поодиночке, ваши произведения были бы совсем другими?
Понятия не имею! Никогда об этом не задумывался.
Элмгрин и Драгсет
