Графики жизни графики
10/05/2018
Экспресс-интервью с кураторами экспозиции «Размышляя о лабиринте. 50 лет Таллинской триеннале графики» Эхой Комиссаров и Эльнарой Тайдре
В 1968 году в Таллинском доме искусства открылась выставка эстонского, латышского и литовского эстампа «Современность и графическая форма». Выставка графики трёх «республик Прибалтики», задуманная как биеннале, трансформировалась в 1971 году в Таллинскую триеннале графики (ТТГ), важное арт-событие того времени. Лучшие экспонаты триеннале постоянно выходили на международный уровень, а само её проведение поддерживало художественное реноме Эстонии.
После восстановления независимости страны профиль ТТГ изменился. Триеннале 1989–1998 годов взяли курс на глобализацию и расширение международного диапазона. Начатые в 1998 году внутренние реформы помогли ТТГ стать открытой международной выставкой. Новую эпоху в её истории характеризуют сотрудничество с новыми медиа, обновлённый спектр графических техник и опыт перехода на цифровые технологии.
Открывшаяся в KUMU выставка знакомит с историей Таллинской триеннале графики через экспозицию произведений, отмеченных за прошедшие 50 лет премиями, а ныне входящих в собрание Художественного музея Эстонии. В музее аккумулирована важная база данных, необходимая для понимания графики, истории искусства и изменчивой культурной политики Балтии как региона. Экспозицию лауреатов советского периода дополняют тематические блоки, дающие представление о художниках, принимавших участие в триеннале и оставшихся не награждёнными, но тем не менее нашедших достойное место в последующей истории искусства.
Марью Мутсу. Ветер. 1972. Офорт. Художественный музей Эстонии
Если процитировать пресс-релиз, «сегодня нам нелегко представить себе смелость, визионерские и организаторские способности, которые потребовались для проведения столь масштабной межреспубликанской выставки в советском идеологическом, экономическом и художественно-политическом пространстве». Насколько в конце 60-х – начале 70-х поддерживалась идея о «прибалтийском искусстве» как о цельной и отдельной парадигме?
Эха Комиссаров: Эту идею поддерживали в союзных республиках Прибалтики, а в Эстонии также на уровне ЦК КП, что затруднило попытки Москвы запретить триеннале (в 1974 году в рамках Таллинской III триеннале графики состоялся выездной пленум Союза художников СССР, поставивший организацию триеннале под вопрос). Конечно, сейчас легко утверждать, что триеннале служила сепаратистским идеям, но в реальности существовало несколько очень разных позиций. К примеру, не исключена возможность, что низкий общесоюзный уровень графики не являлся той лигой, в которой хотелось бы играть. Так или иначе, причиной возникновения и становления триеннале стали высокий уровень графики в республиках Прибалтики и желание и дальше её развивать. От советской графики было сложно ожидать развития в том же ритме: Борис Бернштейн описывает, к примеру, в своих мемуарах «Старый колодец» заседание Академии художеств СССР 1949 года, осудившее графические техники – офорт, линогравюру, ксилографию – как вредные и неприемлемые для реалистической графики. Более предпочтительным в этот период виделся рисунок, и даже многие известные мастера эстонского эстампа, к примеру, Айно Бах, перешли на медиа рисунка.
Эльнара Тайдре: У стран Балтии схожая история, а также история формирования национальных художественных школ. Несомненно, это создало благоприятный фон для взаимопонимания и сотрудничества. Сильные графические традиции и перекликающийся художественный язык создавали для зрителя извне впечатление «прибалтийской школы графики». В контексте Таллинской триеннале принято было рассматривать авторов и работы по республикам, а процесс присуждения премий придавал мероприятию момент соревнования между ними. Тем не менее в какой-то момент заговорили о молодых авторах трёх стран, которые были ближе друг к другу, а не к землякам старшего поколения.
Витаутас Валиус. Планета VI. 1968. Авторская техника. Художественный музей Эстонии
Можно ли сказать, что графика советского времени в Эстонии, Литве и Латвии была полем достаточно смелых и актуальных экспериментов? И какова была «премиальная политика» триеннале – награждались ли «идеологически правильные» работы или основным критерием был всё же профессионализм?
Э.К.: Учитывая, насколько были ограничены эксперименты в политически более значимых видах искусства, таких как живопись и скульптура, в графике стран Балтии царила настоящая вакханалия эксперимента. Местные художники работали на уровне западной графики, создавали впечатляющую символику. Премии, в свою очередь, пострадали от принципа коллективности стран Балтии. Согласно негласному правилу, представитель каждой из трёх прибалтийских республик должен был получить одну из трёх главных премий, что направило премиальную политику на нивелирующий курс. В эстонской графике в 1970–1980-х годах процветал поп-арт, много работали с фотообразами, сложилось своё направление гиперреалистической графики – всего этого среди премиальных работ нет. Здесь предпочитали чёрно-белые, следующие литературному типу мышления символические работы, что, конечно, подходило графике как виду искусства. В целом старались отмечать лучшее, но в этот период оценочные критерии уже трещали по швам.
Э.Т.: Тем не менее следует отметить, что откровенно конъюнктурные работы не награждались. Да, наиболее экспериментальным и радикальным работам, как правило, три главные премии не присуждались, но лауреатами становились сильные, интересные авторы. Главным критерием всегда был профессионализм, что иногда становилось причиной предпочтения технически виртуозных, но менее содержательных работ. Как делятся в воспоминаниях эстонские организаторы, жюри не всегда было просто найти общий язык в отборе лауреатов – нередко актуальные процессы в эстонской графике оставались чужими для латвийских и литовских коллег. С одной стороны – много общего, а с другой – у каждой страны был свой путь развития графики.
Анита Йенсен. Надёжные сувениры 7. 1997. Фотополимерная гравюра. Художественный музей Эстонии
В конце 1990-х триеннале вышла за рамки чисто графического медиа. Какие новые арт-территории были освоены и как они вписались в проект? Стала ли она арт-событием Северной Европы или сохранился балтийский контекст?
Э.К.: В 1990-х годах, под знаком угасания галактики Гуттенберга, в мире наступила эпоха постграфики. Графика перешла в цифровые форматы, что сегодня воспринимается как неизбежность. Понятие техники девальвировалось, и это, конечно, жалко. Таллинская триеннале графики сосредоточилась на изменениях в графике, что следует понимать как неминуемость – подрастающее поколение молодых графиков резко сократилось, графики стали работать в фотографии и цифровых медиа. В трёх странах Балтии это произошло одновременно. В глобализованном арт-мире отпала необходимость в единстве стран Балтии, и сохранять его больше не было возможности.
Э.Т.: В 1990-е годы триеннале переосмыслила своё содержание, расширив его до принципа тиражируемости – сейчас он характерен не только для графики, но и для фотографии, видеоарта, авторских книг. Это сохраняет связь с изначальной триеннале, не дает Таллинской триеннале стать просто очередной регулярной выставкой современного искусства.
Виве Толли. Вид из окна писателя. 1974. Офорт. Художественный музей Эстонии
Можно ли строить предположения о ближайшем будущем триеннале?
Э.К.: Тут сложно что-то предполагать, но было бы логичным допустить, что в нынешний консервативный период может снова появиться интерес к традиционной графике и старым техникам. Может, снова вернётся в оборот гравирование вручную? Триеннале как крупнейшая связанная с графикой институция региона может на это отреагировать, я не исключаю такой возможности. В отношении возвращения «прибалтийского ядра» я настроена скептически – какие институции смогут этим заниматься? Союзы художников – маргинализованные на сегодняшний день организации, у которых нет полного представления обо всех явлениях художественной сферы.
Э.Т.: Последняя триеннале показала, что интерес к традиционной графике начинает возрождаться. Уставшие от «виртуальности» цифровых форматов художники заново открывают рукотворность и теплоту графических техник. Тем не менее чистых по технике решений тут было мало: молодые авторы свободно соединяют разные медиа, где графика – одно из многих средств отображения современного мира.
Сестра Мэри Корита. E Eye Love. 1968. Шелкография. Художественный музей Эстонии
Главная экспозиция Таллинской триеннале, кураторский проект Маргит Сяде «Укротители облаков. Интенсивность против намерений», пройдёт в Музее современного искусства Эстонии со 2 июня до 16 июля 2018 г.
