Нам нравится быть непонятыми
Интервью с дизайнером моды Роландсом Петеркопсом
25/01/2016
Самому известному, пожалуй, в глобальном мире моды латвийскому бренду MAREUNROL’S (Марите Мастиня и Роландс Петеркопс) недавно исполнилось десять лет. И этот разговор – в своём роде «юбилейный». О моде как о способе мышления. И хотя перенасыщенность нашего времени вещами и трендами, а также довольно размытые критерии вкуса нивелировали символическую ценность моды, как это порой кажется, до цены леденца, она по самой своей сути по-прежнему является интеллектуальным занятием. То, как мы её используем, и есть история о ценностях, которые мы поддерживаем и которые важны для нас. Именно так всегда относились к своей профессии MAREUNROL’S. В них есть что-то от самородка, в котором удивительным, неповторимым образом объединились дух сюрреального мечтателя и острое ощущение реальности. Их вещи задают вопросы, требуют углубиться в их проблематику, экспериментируют с приёмами, представлениями и границами языка моды. Их коллекции – это пространство для размышлений, реализованное в форме одежды.
MAREUNROL’S уже не первый год считаются настоящим международным игроком в этой сфере. В 2009 году они получили два главных приза 24-го международного фестиваля моды и фотографии во французском Йере, с 2012 года они принимают участие в Парижской неделе мужской моды – в рамках её официальной программы. Они участвовали во многих профессиональных международных выставках моды, а также в фестивалях моды и театра. Создавали костюмы для разнообразных театральных и оперных представлений (всего для восьми постановок, а именно сейчас они работают над костюмами для «Макбета» в Латвийской Национальной опере и балете; премьера состоится в феврале). Престижный альманах издательства Phaidon – Pattern – в своём выпуске 2013 года поместил MAREUNROL’S среди 100 самых оригинальных современных молодых дизайнеров. Обо всём этом – разговор с Роландсом Петеркопсом.
Недавно, наводя порядок на книжной полке, я заглянула в изданную в 80-х годах книгу, в которой были обобщены прогнозы ведущих дизайнеров того времени о будущем тысячелетии, точнее, о моде 2001 года. В сущности, они строили свой прогноз только на 20 лет вперёд. Однако достаточно метко. Лагерфельд, например, выразился так: «Люди станут программируемыми, и это опасно, но это – будущее». И именно так и случилось – большая часть людей зазомбированы индустрией.
Зомбирование идёт нешуточное. Появляются всё новые компании, которые элементарно рассчитываются, как эффективные схемы. Бренды, у которых даже нет своего дизайнера, потому что в нём нет необходимости. Учитывая, что индустрия уже зазомбировала определённый слой общества, ты на этом фоне как предприниматель просто рассчитываешь, что вот такой-то продукт должен пойти. И уже сам на этом общем уровне выехать. Потому что у всех производителей есть глаза, и все подмечают, что сейчас актуально и hype, часто выбирая те самые вещи, которыми уже зазомбировано общество, и продолжают таким образом зомбировать и дальше, одновременно зарабатывая на этом. Поэтому совсем не удивительно, что очень многие бренды сегодня просто, по сути, – «торговые знаки». И они даже не претендуют на что-то стоящее – попасть в музей, остаться в истории, их приоритет – прибыль. В настоящее время в среде моды ощущается явное расслоение. Одни предпочитают самоанализ, готовя своё развитие, инновации. А другие чётко осознают, что легче выбрать уже проверенную тропинку, и клиент тебе обеспечен. Это очень чётко просматривается в парижских шоурумах.
Каким ты сегодня видишь место и значение дизайнера? С одной стороны, большие конгломераты индустрии превратили его в мячик для пинг-понга, который перебрасывается из одного дома моды в другой. С другой – если судить по социальным сетям и жёлтой прессе – это такая «гламурная профессия».
Конечно, довольно грустно видеть, что целый ряд вещей, которые тебе нравятся, превратился в окончательный мейнстрим, и глубину вновь следует искать где-то в другом месте. В некотором смысле и образ дизайнера абсолютно коммерциализировался. Например, популярный музыкант создаёт свой бренд. Конечно, это не получится без помощи дизайнера, и всё равно это – чистый маркетинг, и это нивелирует идею дизайна моды как таковую. Потому что, глядя на все эти образы, кажется, что быть дизайнером чрезвычайно просто: определи только направление, цвета или какие у тебя будут принты – и вперёд... Мне кажется, что дизайнер во все времена был человеком, который (с большим пиететом к своей работе) создавал вещи, вроде бы способные сделать жизнь людей лучше. Он с помощью своего инструментария как будто приоткрывает дверь в новый мир – такой, который мы сейчас, может быть, ещё не можем ясно себе представить. Дизайнер обладает умением и способностью в конкретный момент сложить две кажущиеся несоединимыми вещи, и из этого в результате получается что-то красивое. Красота какого-то другого рода. Такая маленькая замочная скважина, в которую ты посмотришь – и тебе открывается иная эстетика. В сущности, дизайнер – это тот, кто знает то, что должно было бы быть, но чего ещё нет. Поэтому, по-моему, очень хорошо, что по-прежнему существуют эти большие, стабильные бренды, живущие своей жизнью. Они всё-таки удерживают значение моды на определённой высоте, в то же время привлекая к этой области людей, которые сами по себе ищут в жизни стоящие вещи. Они по-прежнему дают понять, что ничего не изменилось – всё хорошее продолжает жить своей жизнью, единственное, может быть, оно теперь стало менее заметно.
Как тебе кажется, насколько значительно в современной моде это интеллектуальное, мыслящее ответвление?
Мне кажется, что многие из большой семьи моды в действительности хотели бы работать в интеллектуальной нише, однако намного легче оперировать в более рациональной и практичной сфере, где ты понимаешь, как этим можно зарабатывать деньги. По-моему, хороший пример тут – тот же самый Comme des Garçons, формирующий свои ценности, но в то же время самые большие доходы получающий от продажи довольно примитивных вещей.
Это один из редких брендов, которым удаётся сохранить такое равновесие…
Да, и, по-моему, именно поэтому они в нынешней ситуации, возможно, станут ещё важнее. Потому что они демонстрируют на деле дальновидность такого мышления. Хотя на фоне репрезентации других домов моды они по-прежнему выглядят некими «выскочками». Многие всё ещё задаются вопросом – а это можно носить? И это просто великолепно, значит, они создают то, что люди ещё как следует не понимают. Не подчиняются общей волне, а предлагают то, что, может быть, будет оценено по достоинству только через пару сезонов.
В то же время есть ощущение, что время больших личностей в моде закончилось. Осталась только парочка грандов.
Дизайнеры сегодня ещё больше стараются завоевать себе имя, создать своё «поле». У каждого свой аккаунт в Instagram`е, и всё нацелено на персонификацию. И когда какой-то дом моды чувствует, что нужны такие-то и такие-то веяния, он берёт к себе конкретного дизайнера, у которого уже есть свои последователи. По существу, происходят такие игры с образами в физическом пространстве. Есть дизайнеры и есть дом моды – стабильный корабль, идущий уже бог знает сколько лет, и время от времени он подкидывает в топку этот hype…
...и продолжает путь всё так же стабильно. Потому что в том, что он продаёт на массовом рынке, в принципе, за исключением некоторых нюансов, ничего не меняется...
Да, таким образом классические дома моды «подбрасывают огоньку», чтобы было ясно, что они живы, актуальны, ориентируются и в том, что происходит в обществе, и в том, куда движется индустрия, и т.д. Т.к., именно выбирая конкретного дизайнера, они выражают своё видение направления, в котором они идут. Почему Диор для своей коллекции женской моды в своё время взял Рафа Симонса? А потому, что он до этого не был связан с женской модой и всё время был дизайнером альтернативной мужской моды, своего рода интеллектуальным хулиганом, который в такой комбинации – именно в этот конкретный момент – хорошо мог сработать вместе с классическим образом Диора. Хорошим примером может тут послужить Кирстен Дельхолм, вместе с которой мы работали в Латвийской Национальной опере и балете на постановке «Риенци», – в некотором отношении её можно сравнить с домом моды. Каждый раз, создавая проект, она смотрит, какой тут интеллектуальный предел, какой «поп»-предел и что же находится в некой третьей вершине этого треугольника. Это – именно то, что делают дома моды, и что стараемся делать и мы. Из имеющихся в наличии инструментов ты собираешь какую-то небывалую конструкцию.
Это в своём роде как рисунок, взглянув на который, ты ощущаешь вибрацию отдельных точек. Если дом моды чувствует, что интенсивность начинает сползать ниже нормы, он ищет новую кровь. Такую вот дозу hype. С одной стороны, конечно, грустно, что сегодня оценка общества нивелировалась до числа «лайков» в Facebook и Instagram. И люди в большой массе зазомбированы так, что следуют какой-то уже встроенной системе, они перестимулированы всем «наиновейшим» – на этом фоне очень страдают содержание и смысл.
Зазомбированности наверняка сопутствует и инерция.
Лучше всего я могу судить об этом по себе – очень часто, работая на компьютере, ты подчиняешься всему этому потоку Фейсбука, Твиттера, массовой информации. И, хочешь не хочешь, таким образом становишься зазомбированным в каком-то определённом направлении. Раз как-то у меня сломался компьютер, и какое-то время я жил без всего и понял – бац! – а ведь можно жить и так. Взять с полки любую книгу и почитать, сделать какие-то очень простые вещи. Есть, конечно, люди, которые способны отключаться от всего этого. Однако для подавляющего большинства это будет только продолжаться и ещё нарастать. А ведь одновременно в мире есть так много прекрасных вещей, о существовании которых человек даже не знает, не догадывается. Музыка, кино, искусство. Не догадывается, потому что движется по своей утрамбованной дорожке, и на ней не происходит какой-то неожиданности, способной его оттуда сместить. Сегодня очень многое подчинено хайпу. Такой конфетке быстрого действия, которую ты съедаешь, проживаешь этот короткий период и потом ищешь новую. И потребитель моды живёт на таких таблетках-конфетках. Сезон за сезоном он проглатывает их и радуется абсолютно глупым и наивным вещам. Наблюдая всё это, понимаешь, что тебе не хочется связываться с подобным «производством».
А какие на сегодняшний момент самые ходовые «таблеточки»?
Например, тотальный чёрный цвет.
Что это – фальшивый интеллектуализм?
Да, очень удачное обозначение. Потому что понятно, что те, кто этим пользуются, – совсем не те люди, которые дошли до этого сами: они только приняли всё как форму. Потому что кто-то другой, например, по имени Рик Оуэнс, создал это интеллектуальное видение. Дальше оно тиражируется, и на поднятой волне вполне примитивных эмоций люди за ним следуют. Хотя, если немного подумать, становится ясно, что это такой же пустозвон, как самая пустая поп-музыка. А порой бывает, что даже хорошие вещи передозируются. В 80-х годах, например, появилась андерграундная электронная музыка, которая в 90-е получила такую популярность, что стала «дешёвкой» и потеряла свой класс. Что-то похожее происходит сегодня на Парижской неделе моды: между всем этим чёрным ты чувствуешь себя, как в среде, которая не показывает тебе, каков будет следующий шаг в моде, а просто демонстрирует моду, чтобы все остальные её копировали. И это совсем не то послание, которое ты хотел бы видеть или в котором хотел бы участвовать. Каждая коллекция – это ведь, в сущности, высказанное тобой предложение, некий текст. И, конечно же, легче высказать более надёжное «чёрное предложение», потому что ты знаешь, как ты его напишешь, к тому же между сезонами всегда так мало времени, чтобы подготовить что-то более цветное. Конечно, чёрный – это тоже цвет, однако если ты и с остальными цветами работаешь, это уже иной разговор.
Вторая конфетка – это принты. Это было интересно несколько лет назад, но в настоящий момент – ок, есть ткань, на которой что-то напечатано, но в этом больше нет никакой инновации. Тогда зачем это делать?
Мне кажется, что один из самых больших минусов в развитии общества – это то, что мы неправильно оцениваем людей. Точнее – недооцениваем. Вот хотя бы в области музыки. Например, одно мейнстримное медиа придумало, что людям нравится какая-то конкретная музыка и что они ничего другого слушать не хотят. И тогда кормят их только этим, понемногу способствуя деградации их вкуса. Мне всегда казалось: что бы ты ни делал для клиента, человека, и что бы ты ему ни предлагал, ты не должен считать его более низким по уровню, чем ты сам. Как раз наоборот – он заслуживает самое лучшее. И мы стараемся передать ему эту информацию – через одежду, через всё, что мы делаем. Я знаю, что и сам вырос, часто вдохновляясь совершенно случайными какими-то вещами, которые возникали вокруг меня; например, в детстве – случайно посмотрев на телевизионном канале действительно хороший фильм или услышав какую-то музыкальную тему, которая меня вдохновляла. По-моему, одна из причин того, что загоняет нас сегодня в тупик, это нехватка таких качественных случайностей – нетипичных импульсов, которые послужили бы противовесом повседневной деградации, массовой потребительской культуре. Кирстен Дельхольм рассказывала о фантастическом проекте в Дании – Датский оперный дом подарил 10 000 билетов детям из сельских районов, чтобы они смогли приехать послушать оперу. Если бы мы сделали что-то подобное, то для части детей, возможно, это было бы огромным, мощным переживанием, и, может быть, в будущем из их среды вышла бы пара отличных музыкантов. Однако если у них нет возможности осознавать, что где-то происходят действительно хорошие вещи, или случайно их услышать, то не надо потом удивляться тому, что общество деградирует. Конечно, интернет в наши дни как будто бы позволяет многое найти самостоятельно, но, попадая под влияние своей привычной среды, большая часть людей всё время переключает одни и те же каналы. Возможность случайно попасть на какое-то медиа, которое предлагает что-то уникальное, весьма минимальна, т.к. во-первых, на него не будет «дружеского линка» из привычного информационного поля, а во-вторых, даже если вы нечаянно туда забредёте, у вас не будет нужного контекста, навыков восприятия.
С одной стороны, главной задачей моды, бесспорно, является чисто функциональная задача – одеть человека. С другой – это язык, с помощью которого мы коммуницируем друг с другом.
Язык моды никогда не умолкает, и я не могу сказать, что мода сегодня стала неглубокой или тупой. С точки зрения большинства – да, может быть. Допускаю, что похожая картина была в восьмидесятых. Другое дело, что сегодня, возможно, общество намного больше устаёт, потому что оно всё время живёт в клубах информационного пара. И ты уже больше не можешь никого ничем удивить. Помню, когда мы в своё время делали фотографии стиля для рубрики моды в газете «Diena» (смеётся), нашим желанием было вызвать у зрителей ощущение, что они созданы не в Латвии. Это была амбиция дизайнера 90-х годов – показать, что мы тоже можем, как за границей. Порождённое внутренними комплексами желание убрать барьер. Теперь, когда такой границы больше не существует, ты уже больше не можешь никого поразить просто красивыми концептуальными картинками. Всё это переходит в такую массу, что ценность просто сходит на нет. Похожая ситуация с журналами.
Я это заметила и по себе, уже лет пять их больше не покупаю. Когда-то по вечерам читала итальянский Vogue и смотрела на него, как на Библию, исследуя оживлённые фотографиями Стивена Мейзела истории...
А теперь всё это каждый день приходит к тебе в телефон. Вклиниться в этот поток информации и одновременно привлечь к себе внимание – очень трудно.
С помощью чего же тебе удаётся это сделать?
Мне кажется, что очень важно строго придерживаться своей идентичности. Хотя она временами может казаться непонятной, странной, не соответствующей моменту. Это даёт нам силу. Интересно, что, работая со швеями, которые сотрудничают с другими дизайнерами, ты можешь почувствовать, что они как будто приняли для себя какую-то форму-схему, по которой, по их мнению, работает индустрия моды. И временами мне очень нравится, что они смотрят на нас как на каких-то странных, причудливых персонажей «не от мира сего»: что вы там такое творите, так же никто не делает. В такие моменты я себя очень хорошо чувствую. Мне не нравится быть понятым на самом примитивном уровне, потому что способ, которым ты работаешь, – это твоя идентичность. И те люди, кто устал от copy/paste, обратят на это внимание. Вопрос, конечно, на какой платформе ты сможешь запустить процесс, в результате которого тебя заметят.
В сущности, есть только два пути. Один рациональный – делай соответствующие какой-то определённой форме вещи и торгуй. Второй, намного более сложный, – развивай свой язык. Своё видение. По сути – то визуальное пространство, которое сопутствует почти каждой нашей коллекции.
Интересно, что, когда я учился в Антверпене, мне почти всегда приходилось врать преподавателю, что я вдохновлялся тем или этим. Может быть, не было достаточно смелости сказать, что это – моё видение, что я просто так вижу эту вещь... Однако для школьного задания обычно нужна исследовательская работа, которая показывает развитие идеи. Это очень хорошо, однако в конце концов сам импульс коллекции всё равно рождается из какого-то твоего видения. А потом ты это «подтягиваешь» к установке. Какое-то время мне даже казалось, что это неправильно, пока я не прочёл цитату Рей Кавакубо, где она написала именно то же самое: ей никогда не нравилось черпать вдохновение из истории, музеев, книг. Фактически она видит всё как форму. Как vision. Правда, у нас есть тот «минус», что мы вокруг всего этого видим ещё и пространство. Ты пытаешься создать не только эту дизайнерскую вещь или продукт, но и визуальное повествование – пространство, которое, конечно, является чистым искусством. Бизнесу моды это не нужно.
Если бы я теперь попросила тебя вообразить себе, например, железнодорожную станцию Антверпена, где есть много платформ: какая из них будет ваша, и какие на ней будут стоять ещё люди – ваши единомышленники, клиенты?
На нашем перроне определённо стоят разные музыкальные и визуальные кумиры, личности, которые очень важны для нас. Если говорить о мужской коллекции, это примерно 30 человек – от Тома Уэйтса, Джонни Гринвуда, Йонаса Мекаса, Ника Кейва, Дэвида Боуи до Дэвида Линча... Это – образы, к которым тебя тянет. Интересно, что всем им преимущественно уже за пятьдесят. Старые. Но одновременно суперсовременные. По восприятию жизни – по-прежнему молодые. Не поддавшиеся какому-нибудь социальному давлению. Их немного, однако по глубинной сущности это – платформа, для кого мы творим, – их единомышленники, последователи. Но это – не та самая «чернота», потому что, когда называешь всех этих людей, вроде бы сразу приходит в голову чёрная одежда. Скорее это некая мистичность, поэтичность, которая всех их объединяет. Образ мышления, общая нить, с помощью которой тебе как бы легче выразить свою позицию. У нас в своё время даже была коллекция, целью которой было как бы выделить из общей среды этих людей, уже перешагнувших за 50 и 60, но оставшихся намного живее, чем многие из молодых. Благодаря своему опыту и силе мысли. В мастерской на стене у нас по-прежнему висит коллаж из них всех.
В сущности, это очень стабильные люди, одновременно являющиеся философами по жизни, это искатели, путешественники, достаточно сильные, чтобы позволить себе выслушать разные мнения. В моде, в искусстве. Их интеллект способен переварить многое. Говорят, что люди не могут долго выдерживать классическую музыку, потому что она слишком сложная. Классическая музыка вроде бы воздействует на второе – левое – полушарие мозга, и если оно не развито, ты не можешь долго выносить её, потому что привык к обычным и не столь изощрённым звукам... Мой опыт говорит, что эти люди по своей сущности непредсказуемы, ты их даже не можешь точно обрисовать, они всегда способны на сюрприз. И всё вокруг них тоже становится своего рода непредсказуемым сюрпризом.
Ты время от времени читаешь лекции студентам. В различных школах моды Европы. Чему ты их учишь?
Моя задача – показать студентам инструменты, которые у них уже есть. Точнее, помочь их увидеть. Потому что иногда бывает так, что студент под влиянием социальных сетей или кого-то другого бежит за чем-то, одновременно не разглядев толком то, что ему уже дано. Это такая своего рода инвентаризация, которую сделали и мы сами – как MAREUNROL’S. Уже в начала 2000-х, осознав, что мы находимся там, где мы есть, и не можем удивить мир, создавая по апробированной схеме свой бренд. Т.е. тратя огромные деньги, вести фабричное производство и выпускать что-то похожее на то, что уже делают другие. Наше мышление – это осознанные визуальные фантазии и особый подход к конструкции. У прочих это что-то другое. Например, кто-то, может быть, объединяет моду со скульптурой и все костюмы отливает в пластмассе или резине. Поэтому, на мой взгляд, самое важное – по возможности скорее осознать инструменты своего почерка и на этой платформе тогда начать строить свой мир.
Всё, чем ты до сих пор занимался, было очень визуальным – мода, театр. В свою очередь, радиопередача
, которую вы создали совместно с Shipsea, рассказывает о звуке.Книги, в которых нет картинок, мне тоже кажутся очень визуальными. Формат «Tīrkultūra» мы сами для себя сформулировали как звуковые лекции. Это выглядит не так, что ты ведёшь вербальное повествование о звуке как таковом, здесь слушателям предлагается музыка, находящаяся вне повседневности, созданная в разные периоды, но с очень конкретным посланием. В своём роде и она визуальна, потому что звук для нас всегда был одним из источников вдохновения. Слушая что-то, как это бывает и при чтении книги, ты с помощью фантазии попадаешь в мир, о котором знаешь, что никто другой его не видит. При этом чем слабее музыка, тем поверхностнее, предсказуемее ты её визуализируешь. И чем она глубже и нетипичнее, тем более ни на что непохожей становится и её визуализация. Это, наверное, моё хобби – искать особое звучание, потому что музыка часто может быть путеводной нитью и в какую-то новую область моды.
Мне кажется, что в образовательную программу для детей в школах надо было бы ввести просто прослушивание музыки: урок музыки – это что-то другое, там часто бывают задания, которые ребёнок не понимает – поди объясни, зачем ему это надо учить. Но если ты комфортно интегрируешь его в такой аудиоформат, это впечатляет человека намного больше, и он лучше усваивает ценность музыки.
Я сам не знаю нот, но осознаю, насколько важно и сложно как-то запрограммировать шумы. Подобно тому, как в одежде ты создаёшь выкройку. Ты её создаёшь, создаёшь и в какой-то момент финализируешь – рисуешь на бумаге. И такой она и остаётся. То же самое со звуком. Его в этом помещении надо как-то зафиксировать, чтобы его можно было повторить. Всё это – такой вот процесс познания пространства. И мне всё это кажется очень интересным.
В принципе, это – никогда не заканчивающаяся история: увидеть то, что не было ещё увидено, и найти то, что по сути является неожиданностью, «недоразумением». Часто это даже не так уж сильно связано с телом человека. Работая над коллекцией, ты на самом деле больше работаешь с пространством, находящимся между тобой и сидящим рядом или между вещами. А почему так? Нам всегда хотелось передать это сюрреалистичное остроумие. Возможно, потому что всё это – вещи, которые не делает никто другой на той платформе моды, где мы находимся.
В известной мере это сродни труду учёного. Наша амбиция на данный момент – воплотить в реальности подвижную ткань, которая как бы создаёт иллюстрацию, притом совершенно примитивными средствами. Как детские книжки, в которых, если быстро подвигать одну картинку, получается мультик. Старинная идея, но нам показалось, что надо, наконец, попытаться её осуществить – как получить эффект, не используя никаких технологий. Ясно, что такого материала ещё нет, потому что с такой точностью напечатать на ткани трудно. И тут, кстати, этот принт снова обретает смысл, потому что ты создаёшь какое-то новое послание и хочешь, чтобы зритель его заметил. Я, конечно, не знаю, получится ли. И это всегда было вызовом – что ты сумеешь сделать с помощью тех инструментов, которые есть вокруг тебя. В нашем случае нам неинтересно отправиться на какую-то японскую фабрику и экспериментировать на таком уровне. Мы не можем себе это позволить, и, сознавая это, легче понять, что же может быть носителем твоей идентичности. И тогда ты как некий такой учёный стараешься отыскать новые ключики к пространству, которое ещё даже не предсказано.