Города и общие игрушки
22/11/2019
Тут собрание механических редкостей в порту Сан-Франциско, в той части, которая называется Fisherman Warf, Рыбацкая пристань. Она слева, где заканчиваются пирсы. Там ещё квартал всяких закусочных. На карте место помечено как «Музей механики». У него есть сайт, домашний такой. Там и история, и картинки. Историю приведу потом, а картинки будут мои. Личное участие существенно.
Это обычный ангар на пирсе, никакой кассы (бесплатно), никаких ступенек наверх и торжественных дверей. Вход в типичные ворота – рядом такие же ворота парковки (не музея, просто парковка). Длинный ангар без особых предуведомлений. Его содержимое трудно классифицировать, хотя назначение у собранных предметов всегда есть. Музыкальные автоматы, оркестрионы, игры парные(настольные футболы и хоккеи), множество индивидуальных. Механические предсказатели и определители характера. Небольшие боулинги и гольф за стеклом. Предметы непонятного назначения. Механические марионетки.
Конкретно игровых автоматов нет – то ли потому, что не по концепту, то ли потому, что тогда по факту получилось бы казино, а в Калифорнии они только на индейских территориях. Механизмы действующие. Всё не проверить, конечно, но посетители возятся с ними повсюду. Там просто и унифицировано: каждый агрегат включается монеткой в квотер, 25 центов. На фотографии видно, куда совать монетку, а левее и ниже – окуляры, туда смотреть, и там что-то покажут. Или не окуляры, а просто включится игрушка.
Иногда надо кидать два квотера, полтинник. Короче, тут предъявлено разнообразие способов небольшого украшения досуга. Не все из них понятны сейчас. А некоторые хоть и понятны по функциям, но непонятно, как именно они могли развлекать. Пара подошла к аппарату под названием «Английская казнь», молодой человек активирует прибор.
Некий дом, жёлтые окна, двери закрыты. Кинули монету, процесс пошёл. Он состоял в том, что ворота раскрылись и во дворе обнаружилась группа кукол в чёрном, а перед ними кто-то в арестантской одежде, с верёвкой на шее. Потом двери закрылись – ну и всё. Парочка и я (стоявший сбоку) отчасти удивились. Может, там что-то не сработало в полном объёме, хотя что ещё с этими фигурками можно было предпринять?
Но ещё раз вряд ли же будешь его включать? А эта штука была весьма распространена, потому что есть версии «Французская экзекуция», просто «Экзекуция». И это ведь здесь машинки собраны вместе, а в реальности были салуны, бары, столовки, где в углу стояла пара штук чего-нибудь такого. Музыкальный аппарат, ящик с видом Сан-Франциско до землетрясения и пожара (1906 год), какая-то игра. Салуны закрывались, кто-то собирал автоматы, хранил их, теперь выставил здесь. Не только здесь, само собой. Можно бы сказать, что время сохраняется и в таких формах, но в каких формах оно не сохраняется?
История изложена на сайте основателем (Edward Galland Zelinsky, 1922–2004): «Я начал свою коллекцию, когда мне было около 11 лет, это давно. Я пошёл в театр Эллис на Филлмор-стрит, и во время перерыва у них была игра в бинго…» Он там выиграл 5 кварт машинного масла (в литрах – умножить на 0,94), продал – скинув цену – своему учителю музыки и поехал на трамвае к Золотым Воротам, где продавались старые игры и музыкальные автоматы. Купил там игру, предлагал играть всем, и они кидали туда монетки. На полученную сумму купил ещё какую-то игру, ну, и так далее.Тут подробно.
Здесь нет никаких музейных ухищрений, всё в естественном хаосе; ангар заполнен только что не до крыши. Никакой системности, что куда влезло – там и стоит. И эти музыкальные автоматы там вовсе не рядом.
Есть и не игрушечный раритет, паровой мотоцикл. Сын Эда, Дэн, пишет, что тот был сделан примерно в 1912-м в Сакраменто человеком по имени Gillingwater. Никогда не репродуцировался, никакой серии. Они с отцом даже на нём ездили. Вероятно, и теперь на ходу. Механика у экспонатов разной степени сложности, приблудились даже кривые зеркала. Не слишком-то, в общем, кривые. Может, чтобы не раздражать косеющих посетителей салуна. Они даже как-то тебя улучшают, сужая.
Тематической упорядоченности нет, есть разноцветный хаос. Больше всего интерактивных игр (назовём это так). Не сказать, что их исходное предназначение утрачено, какие-то эмоции они продолжают возбуждать. Но они, что ли, уже из какого-то другого пространства. Ну да, игры всегда в каком-то другом относительно жизни, но тут выходит, что и это другое тоже как-то подразделяется. Совершенно другие схемы, непривычные действия. Люди что-то начинают вспоминать, когда сунули квотер и игра ожила. Заодно видна граница между временами, все докомпьютерное, допланшетное уже далеко. Видеоигры в отдельных установках ещё представлены, вот тетрис перевели из компьютера в ящик. То есть в середине 1980-х ещё был симбиоз. Или компромисс.
А здесь, похоже, и граница. Стол типа экран. Опёршийся на него человек тщательно играет в компьютерную игру, но не в компьютере, на установке, имитирующей экран. В Pacman'а он играет, я подглядел.
Но механизм воздействия многого из того, что тут стоит, всё равно не понять. Понятно, когда всякие настольные игры типа хоккея, футбола или компактного боулинга.
Но как это было с автоматами, делающими одно и то же? Как с той же казнью. Может, когда они там в баре очередной раз тыкали в устройство «Что делают танцовщицы после работы» (я не посмотрел, что именно), для них происходил какой-то механический, но все же переход в другое пространство?
Это художественная история, конечно. У Стейнбека в «Заблудившемся автобусе» главный герой, немного индеец, рассказывает героине о том, как некий индеец пришёл в город и через какое-то время попросил человека на рынке, который пишет письма за неграмотных: «Ты напиши моему патрону, что я не могу вернуться в свой город и на своё поле, потому что я увидел великую красоту и должен остаться. Напиши ему, что мне очень жаль, я не хочу огорчать его и огорчать моих друзей, но я не могу вернуться. Я стал другим, и друзья меня не узнают. На поле я буду тосковать и не буду знать покоя. А друзья от меня откажутся и возненавидят меня, потому что я стал другим. Я видел звезды. Напиши ему это.
[...]
- Что с ним произошло? - спросила она.
- А-а. Он увидел карусель, – сказал Хуан. – Он не мог с ней расстаться…» (перевод В.Голышева)
Теперь Сэл, Салли, она была одним из landmarks, достопримечательностей Сан-Франциско. Это примерно те же место и время («Заблудившийся автобус» написан в 1947-м, а всё это было в Калифорнии, неподалёку). На табличке внизу уточнено, что с 1940-й по 1972-й она стояла на Playland at the beach. За два квотера она немного двигается и сейчас. Вероятно, ещё и хохочет.
Силомеры и борьба с механической рукой есть в разных вариантах, популярная забава. Да и функционально.
Если тема та же – а там они часто повторяются, – соответствующий агрегат никогда не будет таким же. Их делали не серийно, не массово. Увидел кто-то: а, вот что людям интересно. Узнает секрет или сам прикидывает, делает. Много всяких поющих автоматов, вот квартет парикмахеров.
Полно кукол-предсказателей, а вот тут даже не гадание по руке, а механический психоанализ какой-то. Интерактивный арт практически.
Тут что-то городское утраченное, во всяком случае – утраченное в мегаполисах. Какая-то индивидуальность, относящаяся не к желанию определить себя социально относительно тех или иных корпораций и т.п., а через пусть даже и дурацкие желания. Ну, вот что там делают эти самые танцовщицы после работы – опять то же самое или в этот раз вдруг да что-то другое? Или, может, в этот раз англичанина все-таки казнят или уже освободят? Столько ж десятилетий мучить. Но есть вещи, которые настолько естественные, простые и очевидные, будто сами выросли.
Качество работ, конечно, разное, но штамповки мало. Впрочем, тему художественности хочется обойти. Но право ж, вполне искусство. Уже и сам этот хаос внутри, когда снаружи, на соседнем пирсе стоит, например, вот такое.
Впрочем, и там на втором плане (что ли, на крыше Пирса-33) какая-то музейная шхуна. Тоже вполне ручная работа (в это время у них была Неделя флота, что-то такое). А внутри ангара пожарная команда приехала тушить дом. Качество уже такое, что даже и не важно, двигаются они как-то или нет.
Или уже просто брутальный минимализм. Какая разница, что это вообще такое, зачем и куда там совать квотер.
Потому что есть какие-то базовые цивилизационные, городские позиции, которые, в принципе, ничем не отличаются от, например, сонма античных богов. Вот железные дороги – обязательная тема в таких случаях во всех частях света. Игрушечные. Железных дорог кругом полно, но игрушечные ушли куда-то в другое пространство.
Они уж точно входят в какой-то новый пантеон, который весьма пригоден быть основой для дальнейшего искусства. Все эти штуки перешли в разряд культурных героев. Это же не просто такие игры-игрушки, в них засунуты конкретные, вполне базовые инстинкты, пусть некоторые из них и стушевались в новых обстоятельствах. На этом можно строить разные истории, они уже как мифологические сюжеты в живописи. Вот, например, в ноябре во флорентийской галерее VEDA выставка,We Have Decided Not to Die (Aviva Silverman). А там вот что.
Само собой, тут городское пространство уже четырёхмерное – с добавлением времени, памяти. Сделанное вручную. И тогда всё не так, как метро в городах, где его закрывают на ночь, моют и наутро всё будто заново и никакого «вчера» не было вовсе. Тут по углам несуразные предметы, обладавшие какой-то важной, пусть и забытой функцией.
Понятно, что без таких штучек города утрачивают что-то им присущее. Но если бы это было необратимо, то не было бы и этого музея. В голову бы не пришло его содержать, если бы не способность ощутить наличие смысла в том, что уже не совсем понятно. Инстинктивная какая-то способность, даже иррациональная.
