Что мы делаем в тени?
Идёт очередная неделя домашней изоляции. Соблюдающий карантин народ развлекает себя инсценировкой произведений живописи во всём мире. Сообщество «Изоизоляция» в российском сегменте Фейсбука было зарегистрировано 30 марта, ещё есть #сфоткайтипаРембрандт, остальная Европа – в Инстаграме под хештегом #tussenkunstenquarantaine. Когда-то такие живые картины придумывала фотограф Екатерина Рождественская и публиковал журнал «Караван историй», но в отличие от модного глянца 1990-х теперь дома всё делается доступными средствами. Художественные ориентиры начинаются с самых популярных произведений, а после сразу узнаваемых авторов в ход идут и другие. Среди этих фотографий найдётся то, что можно сравнить с Синди Шерман или дуэтом Тим Нобл и Сью Вебстер. Легко представить, что бы сделал Владислав Мамышев-Монро, но изображающие сейчас в своих квартирах «Крик» Мунка или «Влюбленных над городом» Шагала не знают ни серию Синих носов «Кухонный супрематизм», ни тем более фотопроект петербуржца Владимира Козина «Домашняя история искусства». Зато понятна эстетическая «средняя температура по больнице».
В прошедшую субботу количество участников фейсбучного сообщества перевалило за 100 тысяч – ну и пусть, главное, чтобы это не было числом заболевших коронавирусом. Поначалу все настолько увлечены, что Герман Виноградов – редкий нынче в России арт-деятель возрожденческого толка – предложил отдать им премию современного искусства «Инновация». Первый день радует, на второй глаз перенастраивается, на третий увиденное всё больше раздражает. Спустя неделю авторы фото начинают писать в комментариях, что сделанное – это тоже искусство. Смекалка – понятие и слово, запрещённое в серьёзном разговоре об искусстве, – здесь есть в любой фотографии. Народ окончательно сжился с постмодернизмом, а это значит, что ирония станет для всякого ответственного художника одним из самых непростых приёмов.
На самом деле перед нами экспресс-курс истории искусства. Вслед за бесконечным количеством девочек с персиками, девушек с жемчужной серёжкой, купчих за чаем происходит благодаря числу участников быстрое обновление источников и выразительных средств. За маньеризмом появляется минимализм: пейзажу Сильвестра Щедрина из тапок и книжек не откажешь в точности цветового решения, а в копии «Мельницы» Шишкина сильнее проявляется родство с Рембрандтом. Уже возник концептуализм: надпись «Жизнь удалась», выложенная в 1990-е на плакате Андрея Логвина красной и чёрной икрой, сейчас сделана гречкой по туалетной бумаге. У кого-то нашлась занавеска в душе, зарифмованная с работой Яёи Кусамы. Удивительно, почему ещё никто не сделал Марка Ротко из двух или трёх пледов?
Традиции массовой культуры продолжает VR-музей, над которым работает из берлинской самоизоляции художник Дмитрий Врубель, теперь призывающий коллег окончательно предпочесть виртуальную реальность: в залах его музея любые произведения получают одинаковый дизайнерский масштаб большой настенной картины. Этот музей для тех, кто так привык к картинкам на экране, что не видит разницы и готов повесить дома вместо живописи плакат. Вообще, во время карантина процветает самое что ни на есть пользовательское отношение к искусству. Количество музейного онлайн-контента таково, что его невозможно потреблять, но, судя по статистике посещаемости, кто-то смотрит. Среди российских музеев несомненно лучший – ГМИИ с интернет-версией #НаединесПушкинским. Эпидемия подвергает испытанию привычку зрителя к посещению музейных залов, но прежде всего – приверженность подлинникам. В 2020 году приходится снова отвечать на хрестоматийные вопросы Беньямина, оттенок диалектики копии и оригинала есть и в массовых повторениях известных картин.
Ещё одно развлечение придумано галереей Тейт – зрительские версии мгновенных скульптур Эрвина Вурма. Это флешмоб в Инстаграме, где по тегу #oneminutesculpture можно найти не только работы художника, но и вариации от скучающих на карантине поклонников. Здесь сразу заметны те, кто лучше знают работы художника, и становится видно, чем занимаются люди в изоляции, – похоже, искусство Вурма идёт где-то рядом с йогой. В эти же дни над главным алтарём собора Святого Стефана в Вене висит огромный лиловый лонгслив площадью около 80 кв. метров и весом 300 килограммов. Эта новая работа Вурма – современный вид пурпурной завесы, в католической и протестантской традиции скрывающей на время поста Распятие от глаз людей. Выставка, если можно так её назвать, продлится до Чистого (или «зелёного») четверга – 9 апреля.
Уже понятно, каким будет «слово года», которое обычно выбирается в декабре ведущими журналами, и кто станет героями года. Сейчас критики, кураторы, художники в нескольких словах, абзацах или страницах объясняют, как им видится изменившийся мир, – и это требование «докарантинной» внятности реакций, предъявляемое «публичным интеллектуалам» масс-медиа, тоже есть примета безвозвратно уходящего прошлого. Среди торговцев искусством многие прогнозируют победу новых технологий над традиционными формами бытования произведений – по мнению Марата Гельмана, подлинник должен лишиться прежнего непререкаемого статуса. Думается, не стоит доверять арт-бизнесменам, которые выдают желаемое за действительное, как и тем авторам, кто уже готов произвести работы на актуальную тему. Главное и единственное, в чём новая болезнь отказывает человеку – это непосредственное общение. Будем надеяться, что из изоляции выйдут люди, ещё сильнее ценящие живой контакт с реальностью и с искусством.
