К эпохе катастроф
Сидя в комфортной изоляции – на лоне природы на юге Италии, где я обычно самоизолирован и безо всякой пандемии, наблюдаю, как повсюду, стремительно и неумолимо, меняется привычный социальный порядок и жизненный уклад. И если согласиться со многими (если не с большинством), что то, с чем имеем ныне дело, – это Апокалипсис, то мне хотелось бы уточнить. Апокалипсис, видимо, всё-таки ещё не свершился, время ещё не остановилось. Скорее всего, мы пока переживаем не конец времени, а то, что вслед за отцами церкви философ Джорджо Агамбен назвал оперативным временем, т.е. временем конца. В это специфическое время человечество заново и в убыстрённой форме переживает весь свой исторический опыт. Здесь «прошедшее время (завершённое, совершенный вид) вновь обретает актуальность и становится незавершённым, а настоящее время (незавершённое, несовершенный вид) приобретает некоторую завершённость». То, что описывает философ этим ёмким определением, и есть то, что мы переживаем сегодня на карантине, в ситуации нежданной социальной паузы. У нас появилась прекрасная возможность прокрутить на повышенной скорости весь свой пройденный жизненный путь: сделать вновь актуальным завершённое прошлое, завершив таким образом наше сегодняшнее настоящее.
Виктор Мизиано. Фото из личного архива
Подобные паузы – опыт хоть и непростой, но по-своему плодотворный. Он заставляет переоценить базовые экзистенциальные параметры нашего существования. Ты начинаешь по-новому ценить место, где ты живёшь, но которое ты игнорировал, захваченный планетарными перемещениями и лихорадочной публичностью, и в котором ты неожиданно оказался на незапланированный период. И, конечно же, переосознаёшь ценность твоего самого ближайшего окружения, на которое ты смог опереться в столь нетривиальной ситуации и постоянный диалог с которым оказал тебе поддержку в вынужденной изоляции. И наверняка, как и всегда, выяснится, что поддержку ты получаешь не всегда там и не всегда от тех, где и от кого ждёшь.
Я думаю, что время конца – это также удачный момент, чтобы заново переосмыслить тот привычный социальный порядок вещей, в котором ты привык существовать, который ты привык воспринимать с некоторых устоявшихся перспектив, с которых ты локализировал в нём и себя самого. Ты привык расценивать его как непреложный факт, пока вдруг не выяснилось, что он таковым не является. Ты привык, например, относиться к положению вещей критически, быть неудовлетворённым окружающей инфраструктурой, игнорируя подчас, что именно она даёт тебе в конечном счёте возможность реализовываться и занимать по отношению к ней критическую позицию. Это не значит, что впоследствии ты должен отречься от критического взгляда на вещи, а значит скорее то, что радикальная редукция всего позволяет обновить восприятие, пережить то, что другой философ называл «профанным озарением», – взглянуть на мир изумлённым взглядом, как будто бы видишь его в первый раз.
И всё же то, что мы сейчас переживаем, это – не Апокалипсис. Хотя бы потому, что после него, согласно Иоанну Богослову, должно наступить Тысячелетнее божье царство, а в это верится с трудом. То, что мы переживаем, – это катастрофа, очередная катастрофа, которых уже было много даже на нашем веку. Это катастрофа в эпоху, когда мировой порядок держится на том, что постоянно производит катастрофы и вводит в ответ на них чрезвычайные положения. А потому это эпоха катастроф, которая, чтобы поддерживать свой режим существования, постоянно взыскует Апокалипсиса.
Однако нынешняя катастрофа – предприятие разорительное, поэтому скорее рано, чем поздно чрезвычайное положение будет снято. Что же будет после конца? Многие (если не большинство) склонны считать, что мир после него будет совсем другим. Признаться, я так не думаю. Конечно же, те компенсаторные формы, которые общество и культурная сфера включили для восполнения блокировки нормальной работы – я имею в виду, к примеру, уход из офлайна в онлайн, – это интересный опыт, из которого можно сделать ряд очень полезных выводов. Но я бы не преувеличивал эту новую значимость онлайн-работы, хотя наверняка впоследствии, когда в полной мере вернётся офлайн, онлайн будут задействовать чаще, чем раньше. Но думаю, что когда возвращение в офлайн станет возможным, то и культурный, и образовательный мир захочет вновь насладиться им в полной мере, он вновь оценит преимущества личного контакта преподавателя с учеником, куратора с художником, художников между собой и т.д. Более того, сдвиги, которые можно будет зарегистрировать после пандемии, на самом деле уже имели место и раньше, но в недостаточной степени проявленности. В остальном мир после карантина будет таким же, каким и был до него. Возможно, кто-то станет более зрелыми, более мудрым, а кто-то напротив, более инфантильным и беспечным, но никакого полного обновления я не жду. Это сможет произойти лишь тогда, когда мы перестанем описывать мир через видения Апокалипсиса и увидим в происходящем катастрофу и задумаемся над тем, кто её устроил и какую выгоду он из этого извлекает.
Верхняя фотография: Кэти Хольтен. След крыла бабочки. Работа была представлена на выставке «Границы человеческого» в московском ГЦСИ (2015), которую курировал Виктор Мизиано
