Растения о нас знают, а мы о них нет
Язык насыщен метафорами растительной жизни. Они помогают, когда речь заходит о добродетели и продуктивности (плоды труда и плодотворные беседы, корни предков и цвет общества, мужчины как вековые дубы и девушки в цвету), но годятся и для характеристики инертности, бездействия или несоблюдения норм активной общественной жизни. Тогда человек либо ведёт растительный образ жизни, либо, что ещё хуже, становится полноценным овощем.
Для философа Майкла Мардера (1980) жизнь растений – это что-то большее, чем материальные ресурсы или обильный источник языковых клише для удобства нашего мышления. (Сьюзен Зонтаг однажды заметила, что образность и метафоры облегчают наши отношения с реальностью, примиряют нас с ней. Тут же поставив ребром вопрос – а заслуживает ли кто-то поблажек в этих отношениях.)
Вот и Мардер не ищет лёгких путей, упрощённых объяснений или общих иллюстраций сложности мира, основанных на цикле растительной жизни, но и полностью отбросить эти сходства он не хочет. Более того, именно там, по его мнению, следует искать альтернативные способы мышления, противоречащие формальной логике и западному прагматизму, который превращает всё в безжизненные абстракции. Растения думают и чувствуют, к тому же это постоянное, непрерывное чувствование и живое мышление. В некотором смысле «овощами» большую часть времени являемся мы сами, люди, в которых порой чувства пробуждаются (или активизируются определённые способы мышления) только под воздействием экстремальных стимулов или экстраординарных условий, в то время как повседневная жизнь проходит в пассивном бессознательном состоянии и комфорте недумания.
Сам Мардер определяет мышление как «жонглирование крайностями» – это одновременно и жизнь в среде противоречий, и сосуществование с ними. В то время как формальная логика срединные пути, в сфере которых и происходит реальная жизнь, обычно исключает. «Есть “либо… либо”, а третьего варианта нет». Благодаря этой дефиниции становится понятной и фраза Хайдеггера о том, что «наука не мыслит», и гипотеза Мардера о мыслящих растениях.
Ничто другое в живой природе не выполняет это жонглирование так усердно и самоотверженно, как растения, которые постоянно балансируют между различными крайностями. Поэтому они и думают. Наиболее очевидным примером этого уравновешивающего действия является, конечно, сама одновременная жизнь растений над и под землей, приводящая корни в питательную темноту, в то время как листва в это же время ищет свет. Если логике свойственна высеченная в камне твёрдость, то сущность растительного мышления – чувственный рост.
Для сравнения Мардер приводит концепцию западного экономического развития, пример ограниченного мышления, суть которого сводится исключительно к увеличению стоимости путём эксплуатации и добычи всего, что может считаться ресурсом или товаром. Растения, в свою очередь, являются поборниками устойчивого роста, они чувствуют и проверяют пределы окружающей среды и способны реагировать на них. Они находятся в постоянном взаимодействии с окружающей средой, замедляя свой рост, когда условия неблагоприятны или когда необходимо начать размножение, и быстро завоёвывая новое пространство, как только оно перед ними открывается. (Поэтому Мардеру предоставляется сомнительным разделение на «движущихся» животных и «неподвижные» растения. Кажущаяся пассивность растений – это не что иное, как дефект нашего восприятия и мышления.)
Таким образом, для растений мышление – это не внутренний, изолированный, приватизированный субъективным «я» процесс, как это принято у людей по крайней мере со времён Декарта, а постоянная открытость и взаимодействие с внешней средой, переговоры, дискуссии и соглашения с ней. Это идёт рука об руку с идеей мышления как способности интерпретировать знания, полученные из окружающей среды. Дерево, упрямо цепляющееся за край утёса, и мох, покрывающий поверхности, которыми пренебрегает человек, совершают акт интерпретации. Поэтому такую жизнь растения, находящегося в прямом диалоге с окружающей средой, вполне можно считать разумной.
Не менее очевидно в этом контексте сходство растений с разветвлённостью нервной системы животных и с клетками «мыслящего органа», мозга, – нейронами. Даже их морфология сама по себе растениеподобна, их развитие напрямую зависит от впечатлений, оказываемых внешней средой, и чем более разветвлёнными являются их конгломераты, тем большие познавательные способности они представляют. По этой аналогии полностью локализовать личное мышление или столь глорифицированный внутренний монолог становится совершенно невозможным. Если всё же необходимо разграничение, то Мардер рекомендует отделить функции и структуры друг от друга.
Например, наличие глаз и ушей не будет означать автоматически видение и вслушивание, точно так же как «обладатель» мозга не всегда мыслит. (Ярким примером тут может послужить абстрактная концептуализация, которая часто ассоциируется с «настоящим мышлением», но которая не характерна для большинства людей, в отличие от знания, основанного на органах чувств, на которое способны все живые существа.) Таким образом, все эти функции возможны, и, по мнению Мардера, растения являются доказательством этого – даже без наличия структур, которым традиционно приписываются эти функции.
Именно сходные черты, такие как наличие нервной системы, головного мозга и органов чувств, позволили распознать интеллект животных и несколько расширить диапазон человеческой эмпатии по отношению к ним. Ведь именно к этому сходству традиционно апеллируют защитники прав животных. Напротив, высокочувствительные растения (биологи отмечают по меньшей мере 20 различных факторов окружающей среды, на которые они реагируют) всё ещё считаются настолько отличающейся и в то же время настолько приземлённой формой жизни, что они редко даже подпадают под обязательную для философии категорию «иного».
«Мы принимаем растения как нечто само собой разумеющееся, поэтому наш практический недостаток внимания соответствующим образом поддерживает их маргинализацию в философских дискурсах. Довольно любопытно, что абсолютная узнаваемость растений совпадает с их абсолютной чуждостью, неспособностью людей распознавать элементы самих себя в форме растительного существа и, следовательно, поразительной – отчуждённо-фамильярной – природой нашего отношения к ним», – пишет Мардер в своей самой известной книге «Plant-Thinking: A Philosophy of Vegetal Life» («Растительное мышление: философия растительной жизни») (2013) и фокусирует все свои исследования на выявлении сходств, которые позволили бы преодолеть эту бездну непонимания. В то же время он тщательно обходит ловушки антропоморфизма и анимизма. Ему не нужна персонификация, чтобы увидеть в растениях живых, мыслящих существ. (Хотя он посвящает большую часть своей книги анализу понятия души в трудах Аристотеля, Гегеля и Плотина. А поэзия святой Хильдергарды вдохновила его на лекцию для публичной программы RIBOCA2 о силе растений, способной исцелить разбитую душу мира.)
Мардер также видит заметные и интересные черты растительного царства в общественной жизни и политических протестах. Таким было, например, движение Occupy, о котором неолиберальные интеллектуалы перешёптывались, что оно не в состоянии определить какие-либо внятные требования. Для Мардера, с другой стороны, кажется более сущностным немое занятие позиции (а не громкие марши) и способность подвергнуть себя воздействию внешних сил (exposure), ведь именно так и растения склонны привлекать к себе внимание. Это интуитивная тактика grass roots, а не аналитическая стратегия, управляемая командным центром.
Столь же ситуативной и оппортунистической (Мардер говорит это без осуждающего подтекста, в чисто биологическом смысле), более сравнимой с природой растений, а не абстрактными идеалами, в каком-то смысле является любая политическая борьба, которая всегда зависит от того контекста, где она происходит. Природа растений присутствует в нашем анамнезе, напоминает нам Мардер, добавляя, что они при этом не сортируют тех, кому достаются результаты их дыхания.
Майкла Мардера можно будет услышать в рамках еженедельной серии выступлений и бесед Рижской международной биеннале современного искусства, в которой принимают участие выдающиеся мыслители, исследователи и писатели из разных сфер культуры и знания. Его выступление будет транслироваться (с возможностью подключения перевода в виде субтитров на русском или латышском) в четверг, 18 июня, в 19:00 по рижскому времени на www.rigabiennial.com. А предыдущие выступления из этой серии можно посмотреть и послушать (также с возможностью подключения субтитров перевода) здесь.
