Будем танцевать во тьме и без хореографии
О теоретике и кураторе перформативного искусства профессоре Нью-йоркского университета Андре Лепецки
Кажется, что наиболее поразительной чертой пандемии, которую ощутили абсолютно все, оказался новый порядок социальной хореографии: навязываемые государством ограничения передвижения, требование дистанцироваться, изменения в культуре физического контакта, а также в порядке обмена и использования вещей и даже повышенное беспокойство в сфере наших личных гигиенических привычек. Эти правила применяются не только в общественных местах, они также изменили наши ежедневные ритуалы в частном пространстве, например, значительно увеличив время, которое тратится на цифровые устройства и виртуальный мир.
Читая Андре Лепецки (1965), становится ясно, что этот новый порядок не является серьёзным ударом по капиталистической экономике, столь активно и публично переживаемым финансовыми институтами и корпорациями, а фактически представляет собой ещё большее подчинение их власти. Во впечатляющем академическом сборнике «The Oxford Handbook of Dance and Politics» («Оксфордский справочник по танцам и политике», 2017) Лепецки говорит: «Бесшумная интроекция дисциплинарных команд, излучаемых объектами, подчёркивает новую логику власти, возникновение которой Жиль Делёз видел в 1970-х и 1980-х годах и которую он назвал обществами контроля вслед за обществами безопасности Фуко. В этой новой логике власти, которая сегодня прочно утвердилась в западных демократиях, дисциплина и контроль являются теперь не только делом государства, но и делом корпоративной и всей общественной жизни, которая организует даже большинство сфер самой частной, „личной» жизни. В этой новой ситуации нет необходимости в физическом присутствии дисциплинарной фигуры (хореографа или священника, полицейского или учителя), чтобы навести порядок, поскольку в обществах контроля дисциплина была внедрена, включена и овеществлена молекулярно, и она определяет весь диапазон поведения (якобы) свободной воли. Таким образом, контроль не только рационально оправдан, но и принимается в качестве основы для осуществления контролируемой жизни, каковой жизнь и должна быть».
В этой новой ситуации нет необходимости в физическом присутствии дисциплинарной фигуры (хореографа или священника, полицейского или учителя), чтобы навести порядок
Чтобы описать эту ситуацию, Андре Лепецки ввёл понятие choreo-policing («хореополицизм»). Сама хореография – это слово, которое возникло в XVII веке, когда абсолютистский монарх Людовик XIV, занимаясь кодификацией всех сфер жизни, приказал также создать строгие правила для танцевальных движений и поведенческого этикета, ограничивавшие спонтанность и импровизацию. В своём эссе Лепецки описывает, как люди принимают правила пользования предметами и пространством, которые были разработаны не ими, от чистки зубов до организованного ожидания в очереди в учреждениях и аэропортах. Принято считать, что свобода означает выбор, однако для Лепецки это довольно странное определение, потому что в обществе потребления выбор делается только из того, что предложено. Как будто бы предложение кажется довольно широким, однако общепризнанно, что свободный выбор может быть сделан только в этих пределах и что он должен быть сделан.
Принято считать, что свобода означает выбор, однако для Лепецки это довольно странное определение
Он ссылается на Фреда Мотена и Брайана Массуми, пишущих о социальных нормах, которые препятствуют неучастию или выбору не соглашаться с общепринятым порядком и правилами, созданными институциями. Мы стали полицейскими нашего собственного поведения, не дожидаясь, пока правоохранители призовут нас к ответственности за наше неправильное поведение. При этом Лепецки видит поразительную тенденцию в использовании смарт-устройств, или хореографии, навязываемой виртуальной средой. Это полупируэт, с помощью которого мы поворачиваем камеры наших iPhone от мира к себе, чтобы запечатлеть самих себя. Таким образом, мы становимся надзирателями за самими собой и самокураторами, с помощью селфи сигнализируя остальному миру, что мы согласны с общепринятой нормой и сделали правильный выбор. По его мнению, это ужасающая сдача позиций субъективности личности. С одной стороны, такой шаг, казалось бы, укрепляет сознание полностью автономного «я», в котором вы являетесь хозяином своей собственной жизни и своих решений; однако, с другой стороны, это оставляет вас совершенно одиноким/-ой с остальным миром, в котором вы можете занимать место, только если вы соответствуете норме даже в самые интимные моменты вашей жизни. Кроме того, мы добровольно посылаем этот «сигнал добродетели» – мы все одинаковы, независимо от того, насколько леволиберальными или правоконсервативными мы кажемся друг другу. Таким образом, сообщества по всему политическому спектру практикуют микрофашизм, о котором когда-то говорили Делёз и Гваттари: жестокое наблюдение за собой и кругом «чистоты идентичности» и ещё более жестокие нападения на «других». Верховенство закона, финансовые инструменты и цифровые технологии создали ситуацию, в которой почти не осталось возможности для какой-либо частной ненормативной практики.
Верховенство закона, финансовые инструменты и цифровые технологии создали ситуацию, в которой почти не осталось возможности для какой-либо частной ненормативной практики.
Если когда-то, во времена официального рабства и колониализма, огромные массы людей рассматривались как объекты и средства производства, такие же как лошадь, запряжённая в плуг, или фабричное оборудование, то в эпоху интеллектуальных технологий каждый становится объектом, который делает себя доступным для алгоритмов продаж и подчиняется нормализации «прозрачности» жизни в глазах окружающих. Поэтому Андре Лепецки вводит вторую концепцию – choreo-politics («хореополитика»), тактику частных действий или политическую стратегию сообщества, которая может противостоять этой системе тотального контроля. То, как он противопоставляет креативность и воображение, очень убедительно. Творчество в сегодняшней ситуации для него не кажется достойным. Это еще один способ производства и представление себя в качестве товара в нынешних рыночных условиях или инициатива, с помощью которой мир все ещё может быть использован для увеличения собственного и чужого капитала. (Его характеризуют такие капиталистические понятия, как творческие индустрии и инновации.)
Творчество в сегодняшней ситуации для него не кажется достойным. Это еще один способ производства и представление себя в качестве товара в нынешних рыночных условиях
Воображение, с другой стороны, это что-то противоположное. Оно допускает другие сценарии существования или предположения о том, какая жизнь возможна вне общепринятой нормы и текущих событий. Кроме того, воображение позволяет нам снова объединиться с сообществом и миром, поскольку оно всегда выступает как реакция на них и как диалог.
В условиях рынка творчество означает солипсическое авторство и права, которые оно защищает, в то время как добровольное разделение плодов индивидуального воображения способствует развитию воображения коллективного и создаёт реальность, за которую нельзя собирать авторские проценты. (Так возник интерес Лепецки к танцам и перформансам. Родившегося в Бразилии, мама вскоре перевезла его в фашистскую Португалию Салазара. После падения режима танец почему-то стал самой активной формой искусства – она была коллективной и в неё были вовлечены все друзья Андре. Желая стать исследователем и антропологом, он помогал своим друзьям в качестве теоретика и драматурга перформансов. Он был очарован эфемерностью и нематериальностью танца, его сопротивлением тому, чтобы стать товаром, что часто происходит в других формах искусства. И опытом коллективного воплощения, который возможен только на месте и авторами которого являются и художники, и зрители одновременно.)
Он был очарован эфемерностью и нематериальностью танца, его сопротивлением тому, чтобы стать товаром
Другим интересным направлением его мысли стала критика «фотологии», или, скорее, анализ всех практик, в которых свет в настоящее время используется для увеличения капитала и обеспечения полного контроля. Цифровые технологии позволили финансовым потокам и обмену коммерческой информацией происходить со скоростью света. Все способы сосредоточиться на смарт-устройствах – это, по сути, сбор плодов «фотонного урожая».
В свою очередь, самих себя мы объективируем благодаря нарциссическому желанию быть видимыми, находиться и хорошо выглядеть в свете. Поэтому Лепецки видит сопротивление в возможности свободы, которую предлагает тьма. В ней смысл нормативных ограничений вашего тела теряется. Это освобождает от предвзятости эстетического вкуса. Тьма создает возможность для совместного опыта, который свободен от тревоги или несоблюдения партнёром нормы и который не может быть ни хореографически кодирован, ни включён в счёт.
Выступление Андре Лепецки «Ограничение движения (или Choreopandaemia)» пройдёт в рамках организованного RIBOCA2 цикла лекций и дискуссий в четверг, 30 июля, в 19:00 по рижскому времени на сайте RIBOCA2.
