Зачем отечество стало людоедом
От редакции: это текст, написанный одним из наших постоянных и давних авторов – петербургским арт-критиком Павлом Герасименко. Он был опубликован на его странице в Patreon. С разрешения автора мы его перепубликуем.
«Называть вещи своими именами» – книга, где в 1986 году были впервые по-русски опубликованы манифесты сюрреализма, для меня и многих сверстников тогда же стала очень важной. Поступать так, как сказано в заглавной фразе, – именно это пытаются запретить сейчас, спустя столько лет. Всё искусство XX века исследовало смыслы, и современное искусство мало чего стоит, если оно не занято проникновением в смыслы, даже когда они внезапно отменились. Хотя я помню, что агрессия России против Украины началась еще в 2014 году, это будет первый текст, который я пытаюсь написать неделю спустя после начала бойни (глядя на постановления РКН, все же вынужден искать синонимы), то и дело переключаясь на вкладку, открытую на новостях из Киева.
Если перевернуть пресловутый пропагандистский вопрос «Где вы были последние восемь лет?», то за восемь лет россияне, имея примером Украину, могли попробовать стать политической нацией, но вместо этого предпочли хвалить альбом рэпера Хаски с убийцей Арсеном Павловым-Моторолой на обложке, или называть полностью инспирированный Кремлём «русский мир» на Донбассе «гражданской войной», или снисходительно относиться к поездкам в Крым.
В среду, четверг и пятницу – 2, 3 и 4 марта 2022 года – в трёх петербургских галереях проходят вернисажи. Приглашения на два из них я получил ещё пару недель тому назад, одно пришло вчера вечером. Моё принципиальное решение – никуда не пойду. Дело не только в том, что устроители выставок, галеристы и художники, по привычке рассчитывают на мнение или даже на выход рецензии, аттестуя меня не слишком верно как «единственного пишущего о петербургском искусстве автора». Ведь мы гоним от себя единственную мысль: показанное искусство и тексты о нём больше никому не нужны. Наступило такое время, что я считал бы для себя безнравственным поступком посещение вернисажей. Работы приду посмотреть как-нибудь потом.
Петербург, набережная Фонтанки. Фото: Павел Герасименко
В очередной за последние дни раз скажем и вслушаемся: Трагедия. Катастрофа. Процитирую здесь Кирилла Рогова: «Вот люди пошли на работу, проводят совещания, обсуждают деловые вопросы, вздыхают по поводу "этого всего" и того, что "ничего не понятно". Но мы находимся посреди катастрофы, которая разрастается с каждым часом. Катастрофы, которая происходит ЗДЕСЬ, В РОССИИ, потому что то, что происходит в Украине, не катастрофа, а трагедия. И люди в глубине души это подозревают, про катастрофу. Но пока её видимых проявлений нет, тщательно стараются вести себя "как обычно", слепо надеясь, что таким образом её возможно миновать».
Постоянно приходят сообщения об отмене выставок, а многие проекты готовились задолго. Первого марта «Манеж» разослал сообщение: не состоится долгожданная петербургская выставка Кристиана Болтански. В тексте ведущий городской зал смог укрыться за цитатой из письма наследников великого художника: «Кристиан никогда бы не согласился представить выставку в таком контексте. Этот конфликт, имеющий отношение к его личной истории, сильно повлиял бы на него». Кажется, это называется «апроприированный дискурс»? Заодно можно не нервировать чиновников нежелательными словами, одно произнесение которых на днях может стать уголовным преступлением.
Петербург, улица Некрасова. Фото: Павел Герасименко
Петербургские современные художники, состоявшиеся в последние два десятилетия, которые принадлежат к моему кругу, подписывали открытые письма, требующие прекращения военных действий, в том числе и от имени профессиональных сообществ. Думаю, что петиции на фоне нынешних событий утратили всякий смысл. Те, кто желает побыстрее вернуться к привычным беседам об искусстве, могли бы открыто продемонстрировать мнение, как минимум поставив своё имя и нажав кнопку share! Авторы и институции, которые обозначили свою человеческую и социальную позицию, после чего продолжили профессиональную деятельность, вызывают понимание – особенно если были использованы чёткие, а не абстрактные выражения. Но как раз таких немного. Отмалчивается The Art Newspaper Russia – частная газета об искусстве, хотя её главный редактор (и в прошлом моя начальница) Милена Орлова подписала полное резких формулировок письмо, составленное Андреем Ерофеевым.
Странный тип моральной глухоты видится в увлечённом обсуждении будущей судьбы российского павильона Венецианской биеннале. Похоже, некоторые воспринимают все происходящее как «Войну в заливе» по Бодрийяру. Но эта дискуссия поспешна и неуместна тем более, что ведётся там, где не слышны обстрелы и взрывы – пока не слышны, хочется добавить. Или же письмо «Из России в Россию» Нади Плунгян, где через строчку – заметное желание расквитаться за прошлые обиды (поколенческие, гендерные, интеллектуальные, придуманные и настоящие) словно под девизом «война всё спишет»? Так бывает, когда единственной целью становится борьба с «большими нарративами».
Думаю, стоит готовиться услышать вскоре: «Русский современный художник? – Иди нахуй!» Молодым авторам надо научиться попросту «держать себя за штаны». Понятно, что все предыдущие годы всех учили совсем другому, но кто же знал, кто же знал… Студенты Школы Родченко или Института «Про Арте» листают модные и правильные книжки, в которых не написано, как надо поступать. Молчащие художники в этой ситуации вызывают гораздо большее уважение, чем продолжающие по привычке звать на выставки.
Разумеется, каждый не идеален и никто не претендует быть «нравственным камертоном»: все мы по инерции преследуем конъюнктуру. Наверное, нужно лучше понимать, кто в итоге останется с символическим капиталом, даже если это будет одна бессмертная душа, которую можно предъявить небесам, – а кто его просрёт. Теперь время для всех форм медитации, не исключающее особенной и напряжённой работы в мастерских. Ещё представится случай вынести всё сделанное на публику. Будем на это надеяться.
Последние несколько недель я то и дело вспоминал «Четыре описания» Александра Введенского и в эти дни часто твержу про себя:
Мы выслушали смерти описанья,
мы обозрели эти сообщенья от умирающих умов.
Теперь для нашего сознанья
нет больше разницы годов.
Пространство стало реже,
и все слова – паук, беседка, человек, –
одни и те же.
