Какова роль искусства и художников во время войны?
Какова роль искусства и художников во время войны?
Мнения представителей арт-сообщества
Утро 24 февраля изменило мир, внезапно сделав неважным то, что накануне вечером казалось невероятно существенным. Когда нас захлестнул поток ужасающих новостей, наши приоритеты радикально поменялись. Наблюдая за ужасами войны XXI века на экранах своих компьютеров, многие художники и участники художественного процесса начали задавать друг другу вопрос, который так давно не входил в повестку европейской повседневности, что теперь звучит почти как устаревшая гипотеза: какова роль искусства и художников во время войны?
Катя Новичкова, художник:
Мне кажется, во время войны художник должен быть в первую очередь человеком. А если у неё/него останутся на это силы, то их искусство должно выражать невыраженное и пытаться поймать суть времени, как, впрочем, и в мирное время. Мне сложнее судить о роли художественных институций во время войны: я не знаю, как правильно должны себя вести музеи/кураторы и на территории страны-агрессора, и на обороняющейся стороне… Ясно одно – искусство может быть источником нелёгкой правды в одном случае и чего-то глубоко обнадёживающего в другом.
Никита Кадан, художник, куратор:
Художники и художницы – такие же выживающие под обстрелами тела, как и люди других занятий. Они так же борются, спасают себя и близких или продолжают держаться за сохранившиеся элементы мирной жизни.
У тех, кто находится в зоне катастрофы, конечно, происходит некоторое эмоциональное дистанцирование от тех, кто пребывает в более спокойных местах, – ничего не поделаешь, опыт влияет на нашу чувствительность. Есть чувство благодарности в отношении тех людей из внешнего, по большей части западного мира, которые предлагают нам поддержку, хотя оно омрачено чувством вины перед не-художниками, которые такой поддержки не получают, страдая не меньше. Есть вспышки злости в адрес тех, кто предлагает взаимодействие со страной-агрессором как культурный «business as usual», отделавшись какими-то расплывчатыми заявлениями «за мир во всём мире» без конкретизации ответственности за войну. Есть даже некоторое сочувствие по отношению к коллегам из России, которых история поставила перед слишком тяжёлым моральным выбором. Ведь нам она – в довесок к ракетным обстрелам и фосфорным бомбам – подарила уверенность.
В конце концов, многие из нас, художниц и художников в Украине, продолжают работать. Работают и многие из тех, кто стали беженцами. Кто-то, сидя в подвальных убежищах без электричества, копит опыт, который будет высказан позже.
Я, со своей стороны, пробыв три недели в Киеве и сделав небольшую кураторскую выставку в превращённой в бомбоубежище галерее, сейчас занимаюсь в Ивано-Франковске резиденцией для внутренне перемещённых авторов.
Это то, что касается художников. А что до действия искусства – оно связано с практикой понимания происходящего, поиском тех точек, из которых на мир ещё не смотрели. Темнота и непрозрачность искусства проясняет мир. В военное время, когда мы сталкиваемся с невиданным и ужасным, эта способность искусства может стать очень действенным инструментом спасения собственного разума, если говорить о короткой исторической дистанции, и средством защиты мира от повторения этой катастрофы – если говорить о дистанции долгой. Но защита не означает гарантию. Всякое «Never again» нужно практиковать на ежедневном уровне. А это приводит нас к совсем другой проблеме: доступ к искусству есть далеко не у всех, а у войны есть доступ к каждому.
Антик Данов. Утопающая. Крым, 2022
Боб и Роберта Смит, художники:
Мир искусства обязательно должен взглянуть на себя критически и понять, каким образом он стал настолько зависим и превратился в губную помаду для герильи Больших Денег и олигархической культуры. Вот почему искусство должно сначала уйти из России, мы должны отказаться от российских денег и влияния в наших музеях. Мы пожертвовали свои работы (и приглашаем других поступить так же) для помощи украинскому DEC (Disasters Emergency Committee)… Было собрано 1000 фунтов стерлингов, но это всё ещё очень маленькая сумма. Мы воспользовались инициативой #helppartsavelives. Художники могут принять участие и в акции #Ukrainesupportpledge. Мы должны также поддерживать те смелые голоса внутри России, которые не боятся говорить, мы должны защищать этих людей и предать гласности их истории, потому что им грозит тюрьма на многие годы. Как и большинство людей, мы в шоке от того, что происходит, но… Художники, если у вас есть какой-то голос, заставьте его звучать!!!
Blue Pencil. 2022
Таддеуш Ропак, галерист:
Я думаю, что все художники действуют и творчески, и политически, независимо от того, проявляют ли они явно выраженную позицию непосредственно в своих работах или заявляют о ней через свои поступки вне художественной практики. В любом случае визуальный язык художника играет фундаментальную роль в формировании восприятия или помощи в размышлениях о мире и времени, в котором мы живём, и это лишь усиливается в военный период. Когда мы изо всех сил пытаемся найти слова, чтобы выразить реальность, в которой мы находимся, визуальное искусство может найти более непосредственный и прямой способ, чтобы передать солидарность, ужас или что-то другое.
Каспар Мюлеманн Хартль, директор музея:
Как сделать войну видимой? Как нам сообщить о боли, страданиях, многочисленных бедствиях, опустошении людям, которые не затронуты ими непосредственно? Как нам справиться с долговременными последствиями войны, даже если она окончена? Пишем ли мы газетные статьи, снимаем ли мы фотографии или видео о боях, размещаем ли мы записи в Твиттере, организуем ли мы демонстрации солидарности – всё это обладает свои целями и смыслами, однако всем этим действиям не хватает того, что может дать только искусство.
Искусство вовлекает людей одновременно на множестве разных уровней. Искусство эмоционально движет своей аудиторией, оно может изменить мышление людей, навести мосты к отдельным мирам опыта и благодаря множеству способов прочтения способствовать многоуровневому взгляду на реальность. Оно также способно охватить широкую аудиторию в повседневной жизни, тем более что в настоящее время многие институции выносят художественные проекты в общественные места. Все военные конфликты, даже если они происходят в более отдалённых частях мира, заслуживают концентрированного и постоянного внимания общественности – катализатора политических усилий по урегулированию этих конфликтов.
Искусство, художники и художественные институции обязаны обращать внимание на социально значимые вопросы, на пульс времени. Искусство не может предотвратить войны или положить им конец, но оно обладает огромным потенциалом вовлекать людей, обращаться к ним – так, как никакой другой медиум не способен.
Дамир Муратов. Раскрашенный принт 5. 2022
Дамир Муратов. Раскрашенный принт 3. 2022
Эвита Васильева, художница:
Это до сих пор вопрос для меня – каждый день. Я до сих пор не нашла на него ответа.
Мне самой, наверное, пока нечего сказать, но мне было очень интересно услышать, что говорят другие! И голосов, говорящих о том, что занятие искусством сейчас бессмысленно, столько же, сколько голосов, призывающих нас к тому, что нам нужно быть более активными прямо сейчас.
Я, наверное, скорее согласна со второй точкой зрения – несмотря ни на что, надо быть активными, не сдаваться и не дать Путину придавить и разделить всех. Может быть, я наивна. Массивный ужас реальности теперь как «слон в комнате», и его невозможно игнорировать.
Мне очень понравились слова художницы Марьяны Василевой в нашей частной переписке в контексте Рижской Международной биеннале современного искусства: «[…] но искусство тоже обладает голосом, оно работает с реальностью, размышляет о ней. Человеческое тело находится под угрозой, но наш дух, наша душа, наше воображение должны быть ещё сильнее, чем прежде».
А ещё меня вдохновили слова грузинского искусствоведа Дато Корошинадзе (см. ниже). Вот такие мне хочется привести, на мой взгляд, вдохновляющие слова других коллег, которым лучше удаётся всё это выразить.
Виктор Тимофеев, художник:
На мой взгляд, если у человека есть для этого способности, важно реагировать, записывать и создавать – для всех. Поскольку информация и правда так ценны и так хрупки в наше время, субъективность художественного творчества способна осветить для нас больше сторон рассказываемой истории – помимо фактов и цифр. Должен признаться, я не знаю, в чём может заключаться функция демонстрации искусства публике в такое время, и не решаюсь делать какие-либо заявления по этому поводу. Для меня реальная функция скорее более внутреннего порядка – обращение к будущей аудитории в изменившемся мире.
Фолькер Диль, галерист:
На протяжении всей моей художественной жизни, а это почти 50 лет, я всегда верил в искусство как в деятельность, исполненную миролюбия.
Для меня искусство соединяет всех нас помимо различий наций, политики, религий, идеологий, сексуальных наклонностей и т.д. как мост через весь мир.
И я до сих пор верю в это, а не в cancel culture, что, к сожалению, происходит сейчас во многих странах на всех уровнях в мире искусства.
Я знаю, что во время войны это очень трудно, но мы, представители искусства, должны сейчас встать на защиту мира и наших гуманистических ценностей.
Павел Отдельнов, художник:
Для меня важно наблюдать за происходящим и, насколько это возможно, сохранять по отношению к нему внутреннюю дистанцию. Важно иметь свою гражданскую позицию и открыто заявлять её. Наверное, это очень хорошо, если художник способен сделать прямое высказывание в художественном поле. Хотя этого точно не стоит ждать от всех коллег.
Из того, что мне кажется удачным в связи с последними событиями – «Молитва» Дарьи Серенко*. Это очень простая по форме работа (на самом деле это скорее её крик души), молитва Богородице об Украине и России. Эта молитва «пошла в народ», её кто-то оформил на манер софринской продукции, и она стала популярна в соцсети «Одноклассники». Получилась настоящая народная молитва о мире.
Самое важное для художников сегодня – сохранить душевное здоровье. Художник может быть более чувствителен, а значит, более уязвим.
* Дарья Серенко, поэтесса и активистка, инициатор акции «Тихий пикет», о ней мы писали в материале «БеZумие».
Элза Силе, художница:
Пару лет назад я начала заниматься социальными сетями как очень грубой формой художественной практики. Развлекая себя потоками изображений, я думала о своих действиях как о чём-то напоминающем подход периода холодной войны, когда ранние пропагандистские съёмки или фотографии фрагментировались и переклеивались в новой последовательности. Меня совершенно поразило, как люди всё ещё доверяют этой последовательности изображений, даже если они явно противоречивы или вымышлены. Для меня проигрывание этих наборов образов – что-то вроде тренировки, а также и вопрос для окружающих – можем ли мы заметить подгрунтовку, абсурдные швы и тот момент, когда ассоциация в памяти превращается в реальное событие. Именно вопросы манипулятивной визуальной риторики являются ключевыми в моей практике и, на мой взгляд, они должны быть неотъемлемой частью массового образования. Звезда, которая ярко сияет на красном фоне, и симметрия пышных лавровых листьев просто неотразимы. Я помню мощь этой визуальности и мою собственную очарованность ею ещё с детства, потому что у меня не было никаких внутренних инструментов сопротивления.
Вместе с командой арт-центра kim? и кураторкой Зане Онцкуле мы почти год планируем персональную выставку по визуальной расшифровке толстых тёмно-зеленых томов «Энциклопедии ЛССР» (Латвийской ССР), которая, как оказалось, была одним из самых загадочных объектов наших ранних лет. Для меня вопрос повсеместного сопротивления популистским высказываниям и способность личности к критическому мышлению, встроенная в различные идеологические поля битв, важнее, чем хаотичные действия, происходящие, когда жестокость войны уже рядом. В этот конкретный момент хорошо написанная теория искусства, направленная на непонятные для многих вопросы, такие как «белое пятно» восточного блока и «экономические плюсы» после советского режима, является насущной необходимостью. Многие художники здесь, в Швейцарии, левые и антизападно настроенные, совершенно не осведомлены о прошлом Восточной Европы и, как следствие, довольно молчаливы в плане реакции на действия России, порой они даже становятся жертвами российской пропаганды. На прошлой неделе я много писала о политически активных художниках, которые свободно делятся символом серпа и молота и прославляют его, совершенно не представляя себе преступления, совершённые под этим флагом режимами в бывших советских странах. Важно больше обучать людей.
Тевж Логар, куратор, писатель и независимый издатель:
Роль искусства и художников всегда незаменима, когда речь идёт о формировании и понимании нашего общества и окружающей среды. Это очень важный критический голос, который часто раскрывает вещи, невидимые с первого взгляда, или просто даёт нам возможность поразмыслить над вещами в более разумной или эстетической форме. В условиях войны такого рода возможность, конечно, ещё более важна. Я не хотел бы определять эту мысль только через это обобщение, тем не менее в то время, когда я это пишу, люди умирают, распадаются семьи, разрушаются дома… То, что я считаю важным в данный момент, это искусство как сообщество, как сеть отдельных лиц, институций и организаций по всему миру и то, что каждый из нас может сделать в этой катастрофической ситуации. Людям нужна помощь, и я считаю, что художественное сообщество должно проявить свой гуманитарный потенциал и использовать все имеющиеся в его распоряжении возможности, чтобы помочь улучшению положения людей в кризисной ситуации. Не только сейчас – с ситуацией в Украине, но и с точки зрения насилия и неравенства, которые захлестывают нашу повседневную жизнь во всех уголках мира.
Кришс Салманис. Рига, 2022. Это изображение с начала марта висит на фасаде рижского Музея истории медицины 
Якуб Счесны, архитектор:
Художники имеют возможность создавать разного рода прямые или косвенные высказывания, используя свои навыки и все доступные «аппараты» творчества. Эти заявления могут иметь огромную силу, особенно когда они используются в цифровом виде и распространяются через социальные сети, так произошло и в случае с плакатом (использующим обложку журнала), висящем теперь на фасаде Музея истории медицины перед российским (с маленькой буквы) посольством в Риге. Или с забавным плакатом Павла Йоньцы, на котором изображен красный медведь, болезненно наступающий на рассыпанные на полу кирпичики лего цветов украинского флага.
Тем не менее очень важно правильно адресовать наши сообщения не только нашим собственным культурно-социальным пузырям, но и рядовым россиянам и европейцам, особенно тем, кому промыла мозги путинская пропаганда, тем, кто поколение за поколением превращался в пассивных сторонников системы. То же самое можно сказать и об обращении к остальному миру, потому что мы должны понимать, что на самом деле это борьба с фабрикой троллей и всеми поддерживаемыми Путиным «спутниками», которые накопили немалое влияние в самых далёких местах, включая США, Африку и Латинскую Америку.
Другое измерение – чисто гуманистическое: кем бы мы ни были, мы можем помочь. Принимая беженцев и помогая им, отправляя деньги в НГО, занимаясь волонтёрством, предоставляя работу и т.д. Мы решили превратить мою студию в квартиру для четырёх женщин из Киева, а для двух из них мы нашли школы, также как и работу для их мамы.
И последнее, но не менее важное: мы можем прекратить или по крайней мере приостановить любое сотрудничество с российскими институциями. Некоторое время назад я как соавтор бренда сборных деревянных домов вместе с владельцем этой фирмы был приглашён на встречу с атташе по экономике посольства России, чтобы поговорить об экспорте десятков домов в Санкт-Петербург. Когда мы сидели за столом в мрачном принадлежащем России здании в Варшаве, этот парень и его помощники беззастенчиво заявили нам, что всё это инициатива фонда Путина и что фонд получает 7% от сделки. Когда мы спросили, где ещё задействован фонд, атташе сказал, что через него проходит почти ВСЁ, что ввозится в Россию…
Итак, теперь представьте: г. Путин забирает 7% от любого импорта в его страну: неудивительно, почему, согласно гарвардскому исследованию, он самый богатый человек на земле. Конечно, неофициально.
Я далеко не идеалист, так же как и босс этой компании. Но, покидая встречу, мы были единодушны: мы ни в коем случае не будем сотрудничать с этим паразитирующим вором. Мы не хотели пачкать руки и знали, что иначе поможем диктатору стать богаче и влиятельнее.
Потому что pecunia действительно olet**.
**Pecunia non olet is – латинское выражение, означающее «деньги не пахнут».
Артемий Троицкий, журналист, коллекционер искусства:
Роль художника во время войны – бороться за свободу и справедливость. Кто-то делает это на поле боя, кто-то – своими произведениями искусства. Одни утешают пострадавших, другие подбадривают воинов. В любом случае те художники, которые обладают чувством ответственности и сердцем в правильном месте, не должны оставаться в стороне от трагедий войны и должны помогать силам доброй воли.
Дэвид Эшли Керр, куратор, писатель, художник:
В то время как более крупные институции и инициативы смогли собрать крупные средства за счёт благотворительной продажи произведений искусства, что само по себе отлично, в такие времена мне кажется не менее важным и ценным акцентировать чувство общности. Социальная сплочённость исцеляет и помогает нам коллективно справляться с горем, утратой и травмой. И если речь идёт о травме, дискриминации и непонимании Восточной Европы большей частью мира и самой Европой – это очень тревожная вещь, которая стала ещё более очевидна во время этой войны со всеми устаревшими или ложными представлениями, взглядами и историями. Если и есть что-то, что можно извлечь из этой трагедии, так это, видимо, необходимость более ощутимого разворота Запада к этому региону из солидарности с украинским народом, а также со всеми странами, которые подвергались колонизации в результате советского империалистического эксперимента.
Виктор Мизиано, куратор, арт-теоретик:
Возможности искусства перед лицом войны ничтожны. Война предельно упрощает социальные отношения, а искусство – это производное от их сложности. И все-таки художники, как и кураторы, критики и пр. – это общественные фигуры, и их позиция, будучи предъявленной, может иметь резонанс. Но это будет жест гражданский, а не художественный. Существуют поэтики – в первую очередь активистского толка, которые естественно сочетают гражданское и художественное. Война делает их повышено затребованными. Но активизм не исчерпывает собой художественный спектр эпохи, у его противоположного края находятся авторские поэтики, повернуть которые к актуальной повестке без содержательных и художественных потерь скорее всего невозможно. Однако, как кажется, в ситуации войны подобный авторский опыт сохраняет свою оправданность. Он несёт в себе и поддерживает ту нормальность, которую война пытается отменить. Между этими крайностями существует много промежуточных форм. Все они, а особенно подходы к их публичной репрезентации могут иметь смысл, как могут оказаться и предметом для критики. Всё теперь будет задаваться конкретностью ситуации, контекстом. Каждый шаг и каждый жест будет сопряжён с разного рода рисками. А кто сказал, что на войне будет легко?!
Верхнее изображение: Кирилл Кирасиров
